Джек Уильямсон - Подводная экспедиция

Впрочем, нас здесь было больше двух сотен. Если даже и возникнет какая-нибудь опасность, сообща мы сможем противостоять ей. Более серьезную проблему, чем встреча с акулой, представляло слепое, беспомощное кружение во мраке. Я как бы висел в пустоте; здесь не было ни верха, ни низа, никто не мог подсказать, плыву я в верном направлении или резко свернул в сторону. Я стал вспоминать свое дневное погружение и инструктаж, который мы проходили на суше: постарался расслабиться и определить с помощью своего тела, кровообращения, барабанных перепонок — где находится дно. Это было непросто. Позднее я узнал, что десять курсантов врезались в дно, а двадцать других, к своему изумлению, после пяти гребков вынырнули на поверхность.

Я напряг слух, стараясь уловить слабое побулькивание воздуха в чьем-нибудь акваланге; мне показалось, что я услышал его, но тут же оно стихло. Вскоре до меня донесся неясный звук, но я решительно не мог определить, где находится его источник — впереди или сзади меня, над головой, а может быть, где-то внизу, на дне? Я стал напряженно вслушиваться в тишину…

И тут по моим барабанным перепонкам ударил раскатистый сигнал гонга. Поначалу я испытал настоящий шок, но потом все-таки понял, что этот звук означает.

Это был сигнал тревоги! Микросонар засек приближающихся акул, учение окончилось, и мы без промедления должны были возвращаться на вельботы.

Повсюду вокруг меня вспыхнули огни фонарей. Они быстро поднимались кверху — словно пузырьки в бокале с шампанским. Я тоже включил фонарь и начал всплывать. Как только я вынырнул на поверхность, всеобъемлющая тишина моря отступила. Все наперебой кричали, ругались, надрывали глотки, отдавали приказы, короче говоря, царил сущий бедлам. Но и эту какофонию перекрыл бычий рев курсанта Сперри:

— Пошевеливайтесь! Разбирайтесь по своим вельботам! Не тратьте зря время! Тем, кто заберется не в свой вельбот, гарантирую десять кругов по двору. Время пошло! Я даю вам на погрузку две минуты, и этого больше чем достаточно!

Я стащил с головы маску и, гребя руками, стал осматриваться по сторонам. Мне повезло — три зеленых огня, обозначавших вельбот команды № 5, виднелись всего в нескольких метрах от меня. Полдюжины гребков — и я добрался до кормы. Вскоре я уже помогал взбираться на борт своим товарищам.

Крики и шумный плеск воды стали постепенно затихать.

— Всем вольно! — послышался с флагманского вельбота голос Сперри. — Старшим команд доложить о готовности к возвращению!

— Первая команда готова! Вторая команда готова! Восьмая готова! — стали откликаться голоса командиров.

Лейтенант Хэтчет, светя лампой, быстро пересчитал находившихся на нашем вельботе курсантов.

— Девятнадцать… — озабоченно сказал он. — Кого-то нет. Так, ребята, ну-ка, тихо! Делаем перекличку!

Он стал перечислять по алфавиту наши фамилии.

— Дегэйрет! Додд! Домовски! Доулинг! Данфи! Даксли! Диэнски! Дай! Дили! Экстром! Иден!

Я откликнулся и приготовился услышать голос Боба Эскова, стоявшего следующим в списке.

Но я не услышал его. С трудом веря в происходящее, я огляделся по сторонам.

Можно было не сомневаться. Боба Эскова в вельботе не было.

Лейтенант Хэтчет дошел до конца списка. Потом взял мегафон и обратился к кадету-капитану Сперри:

— В команде номер пять не хватает одного курсанта. Кадет Эсков на борт не поднялся!

Со всех четырнадцати лодок послышались негромкие голоса.

— Кадет Эсков! — раздался зычный голос Сперри. — Доложить о присутствии!

Ответа не последовало.

По воде заскользили лучи мощных прожекторов. Мы все надеялись, что пучок света выхватит из темноты голову или поднятую в отчаянном гребке руку… Но над поверхностью волн никого не было. В море вышли двести шестьдесят восемь курсантов. Двести шестьдесят семь находились сейчас в своих вельботах.

Боб Эсков на поверхность не поднялся.

Курсанту-капитану Сперри не пришлось вызывать добровольцев.

Акулы (если то, что засек сонар, было акулой, а не дельфином или плавающим бревном) никого не испугали, и вскоре все мы, подзарядив акваланги, вновь отправились в воду. Теперь это была не тренировка; мы группами собрались на дне, включили фонари и начали поиски.

Судьба Эскова казалась мне плачевной, но не безнадежной. У него был запас воздуха на тридцать минут! Если мой товарищ слишком далеко уплыл и не услышал сигнал гонга (что казалось почти невероятным), он, без сомнения, через какое-то время стал бы возвращаться обратно.) Если же он попал в какую-то ловушку, у нас было достаточно времени, чтобы обнаружить его…

Правда, было и еще одно «если». Если у Эскова отказал акваланг — значит, мы уже опоздали.

У нас над головой с вельботов сбрасывали аварийные осветительные патроны. Они вспыхивали, как маленькие солнца, погружались примерно на двухметровую глубину и хорошо освещали дно. Разбившись по командам, мы вели поиск. Старшие поисковых групп жестами показывали нам, куда идти. Они, кроме того, общались друг с другом с помощью световой морзянки. Вскоре весь наш курс растекся по разным направлениям. Каждый курсант обследовал дно под собой и в полуметре от себя.

Боб едва ли мог уплыть дальше чем на километр от места погружения, а нас было почти триста человек. Мы, как дельфины, плыли в освещаемой тревожными сполохами воде, спускаясь к самому дну, чтобы обследовать подводные заросли и коралловые гроты. Нам надо было поддерживать контакт с теми, кто плыл рядом, и обследовать любой подозрительный песчаный холмик. Времени было мало, и все же я ухитрился произвести нехитрый расчет: если радиус наших поисков составляет километр, значит, двести восемьдесят человек должны образовать круг длиной более пяти километров… то есть расстояние между нами должно быть не меньше двадцати метров. Способен ли один человек прочесать полосу шириной двадцать метров? Я сомневался в этом. Да и осветительные патроны не могли разогнать темноту на таком обширном пространстве… А из этого следовало, что в наших поисках нам придется рассчитывать в основном на слабый свет наших фонарей.

Мы прочесали все до километровой отметки… и даже за ней.

Мы плыли, забыв про критически малый запас воздуха в наших аквалангах, до тех пор, пока не услышали слабый, приглушенный расстоянием сигнал гонга. Унылые, обессиленные, мы поднялись на поверхность и стали возвращаться назад к вельботам. Когда на вельботах вновь застучали моторы и мы направились в гавань, никто из нас не произнес ни слова.

С какой-то унылой обреченностью мы построились на причале, произвели перекличку и разошлись по общежитиям. Короткое эхо, разнесшееся после того, как старший выкрикнул фамилию Эсков, звучало укором каждому из нас.