Уолтер Уильямс - Оголенный нерв

Под порывами ветра Горман кое-как сел на вертолетную площадку. Дожидаясь, пока остановятся лопасти винта, он закурил сигару и улыбнулся:

— Мистер Рун называет свой дом метафорой. Когда он вам скажет об этом, не спорьте с ним.

— Ладно, — согласился Ковбой.

— С ним нужно вести себя вежливо. Вы здорово проучили пилота, но с Руном такие шутки не пройдут. Если вы оскорбите Альбрехта, он прикажет мне убить вас. А поскольку за такие вещи я не получаю дополнительной платы, мне этого не хотелось бы, — мрачно пошутил телохранитель.

— Любопытно. И как бы ты нас убил? — заинтересовался Ковбой. — Где? В подвале? Наверное, Рун захотел бы посмотреть на столь забавное зрелище.

— Все зависит от того, какой урок он захочет вам преподать. Хозяин — большой любитель давать уроки.

Когда лопасти замерли, все трое выпрыгнули из вертолета. Несмотря на жаркое солнце, здесь царила прохлада. Вероятно, под металлом находились холодильные установки. К гостям подбежали двое ребятишек лет девяти — десяти, вытащили из грузового отсека багаж и потащили его к дому. Ковбой разглядел на головках детей вживленные разъемы.

— Вы работаете в отделе безопасности фирмы «Темпель» или наняты лично Руном? — спросила Сара.

— Отдел безопасности подчиняется Куцейро. Вы ведь знаете, что он за человек? Поэтому Рун не терпит рядом с собой его людей.

— Это хорошо, — задумчиво откликнулся Ковбой.

— Идите за детьми, они проводят вас, куда нужно. И благодарите бога, что родились до войны.

— Раньше мне никогда не приходило в голову радоваться этому обстоятельству, — удивился Ковбой. — А ты часто молишься?

— Я? — невесело ухмыльнулся телохранитель. — В этом чертовом месте я молюсь каждый божий день.

Окна комнаты выходили на восток. Близился рассвет. Ковбой стоя у окна наблюдал, как медленно розовеют темные горы. По небу проплыла яркая точка ракеты, оставляя за собой светящийся след. В свете утренней зари медленно таяли тусклые звезды и искусственные огни околоземных спутников.

— Странно, — задумчиво произнес Ковбой. — Что здесь творится? Странные дети, странное место.

Они с Сарой уже внимательно осмотрели комнату, очистили ее от подслушивающих устройств, щедро натыканных повсюду. Кроме того. Ковбой предусмотрительно захватил с собой специальную аппаратуру, создающую помехи, и теперь не боялся что их смогут подслушать.

— Ты, действительно, не понимаешь, что здесь происходит? — спросила Сара. — Неужели еще не догадался, чем занимается Рун?

Она встала с постели, подошла к Ковбою, обняла, положила голову ему на плечо. Тот, не двигаясь, продолжал смотреть на радужный след ракеты. Он непроизвольно вспомнил о страшной твари, затаившейся в горле Сары, и тут же его снова бросило в дрожь.

— Да он спит с ними. Ковбой, — убежденно проговорила Сара. — Это же очевидно. Трахает всех этих маленьких мальчиков и девочек. А через разъемы вводит им такой информационный наркотик, что детям даже не приходит в голову сбежать отсюда. Они уверены, что жизнь здесь — самое лучшее, что есть на белом свете. Они по-настоящему счастливы. Рун внушает им свои мысли, свою гнусную философию, которую хочет насадить по всей Земле. Он создал новую религию для нового поколения и проводит здесь эксперимент по ее внедрению.

Ковбоя передернуло. Картина, нарисованная Сарой, ужасала. Но, как это ни печально, она права. Он представил себе, как выродки с орбиты закачивают в его мозги этот дурман, превращая в робота. Ковбой тряхнул головой:

— Не желаю иметь с ним никаких дел!

— Этим ты не поможешь несчастным детям.

— Все равно.

— Послушай, Ковбой. Рун, Куцейро и им подобные гады погубили миллионы людей, они убили мою мать и почти всех моих близких. Они сломали жизнь мне и моему брату. Если бы я могла, то выпустила бы им кишки самым тупым ножом, какой бы только смогла найти, и бросила подыхать в муравейник. Но нельзя. Пока нельзя. Нам надо бороться другими методами.

— Все равно.

— Между Куцейро и Руном есть только одна разница, насколько я понимаю. Куцейро хочет уничтожить нас немедленно, а Рун решил оставить в живых. На время. И мы должны использовать это время.

Руки Сары показались Ковбою страшно тяжелыми, они давили на плечи, пригибали к земле. Девушка пыталась вернуть его к реальности, уговаривала, просила, но он не хотел ничего слушать.

— Не стану я мараться в этой грязи!

— Счастливчик Ковбой! — саркастически произнесла она. — Твои руки останутся чистыми. Конечно, ты можешь позволить себе такую роскошь, у тебя есть деньги, ты всегда будешь жить в свое удовольствие, а на других тебе наплевать! Пусть выкарабкиваются сами, если смогут. Молодец, все правильно. — Сара отошла в глубину комнаты. Ее голос звучал жестко, слова стегали, как плети. — Понимаю, ты не хочешь связываться со старым развратником Руном. Зачем тебе лишние хлопоты? Но вспомни о том, как живут другие люди, подумай, какое существование им уготовано, если ничего не изменится в этом проклятом мире.

Сара снова подошла к Ковбою, приблизила губы к его уху и нежно прошептала:

— Мой брат стал проституткой и наркоманом, еще в детстве ему пришлось перенести пластическую операцию; чтобы стать женственным, он вынужден принимать лекарства, подавляющие мужские гормоны. Он выглядит юным, что и требуется его клиентам. Он может зарабатывать деньги только так, и знаешь, что ему приходится делать? Он вынужден удовлетворять самые фантастические, самые извращенные прихоти клиентов. Ведь ублюдки требуют, чтобы все было по-настоящему: настоящая страсть, настоящий оргазм, даже настоящая любовь. Они не замечают фальши, потому что проститутки хорошо играют свою роль. Им приходится это делать, чтобы выжить. Но бывают садисты, которые не удовлетворяются игрой. Они готовы искалечить проститутку, а порой даже убить. Как ты думаешь, что лучше? Умереть или выжить?

Ковбой угрюмо молчал.

— Что лучше? — повторила Сара. — Так вот, знай, многие проститутки, отправляясь к садисту, надеются умереть, потому что их жизнь невыносима. Лучше сдохнуть, чем влачить это жалкое существование, полное страданий и боли. Других способов заработать они просто не знают. Такие, как я и мой брат Дауд, готовы на все. Только смерть может положить конец этой страшной беспросветности. Вот как вынужден зарабатывать себе на жизнь мой брат Дауд. И в таком положении находятся очень многие в этом гнусном мире.

Ковбой тоскливо выглянул в окно. Светящийся след от ракеты исчез, скрылся в холодных глубинах космоса.

— Значит, — заговорил наконец он, голос его срывался, — Волчица и Рауль еще не в самых плохих руках? Ты это хочешь сказать?

— Нет. Рун в определенном смысле такой же садист, как и все, а может, даже хуже. Дети, попавшие к нему в лапы, тоже жертвы системы, как и мой брат. Если ничего не изменится, наступит момент, когда и мне придется зарабатывать на жизнь проституцией.