Уолтер Уильямс - Бриллианты имперской короны (др. перевод)

В целом, Хосейли не видят ничего забавного в отсутствии пиетета, так же, как не склонны они доверять фривольности, безответственности, слишком явно выраженным творческим способностям или людям, наделенным чувством юмора от рождения или сознанием, что мир сошел с ума. Они не доверяют людям, свистящим в публичных местах, отпускающим грязные шутки или напивающимся в стельку во время спортивных состязаний. Высоконравственные Хосейли считают, что таким индивидам очень пойдет на пользу, если они приналягут на работу и для разнообразия станут принимать всерьез Принцип Императора.

Как это ни печально, их отношение к человечеству заключается в том, что они считают, что все люди такие. Фривольные и забавные — возможно, но принимать их всерьез нельзя. Созданный ими стереотип человечества несправедлив — разумеется, существуют мириады людей, полностью отвечающих представлениям Хосейли об ответственном гражданине, и многие из них нашли дорогу в имперскую службу и заслужили одобрение своего исполненного сознания долга и взыскательного начальства. Некоторые из них оказались даже более фанатичными приверженцами Империи, чем сами Хосейли — вспомните эксцессы Роберта-Мясника, без разбора зверски убивавшего сотни тысяч людей во имя Императора, о чем ни один хосейлийский правитель даже не помышлял.

Наш собственный стереотип так же несовершенен. Существуют представители Хосейли, отличающиеся фривольностью и отсутствием должного пиетета, если им представится для этого случай. В своих тайных мечтах Хосейли спьяну пускаются в пляс в лунном свете и забавляются с дамочками со слюнявыми мордами. Просто они об этом не говорят.

Ибо Хосейли не лишены своих тайных пороков. У них имеется обширная популярная литература, в которой действуют повстанцы и ловкачи, и они втихомолку восхищаются теми, кто умеет пренебрегать условностями, причем это сходит им с рук. Они более доброжелательно относятся к своим капризным кузенам, чем те того, возможно, заслуживают, и не меньше поддаются очарованию, чем человечество.

В Высоком Обычае капризам и своеволию отводится определенное место, и каждый, кто хоть раз видел, как Хосейли изображает Элвиса, с этим согласится. В Высоком Обычае есть место для пьяниц, шарлатанов и дураков, при условии, что их поведение непристойно в должных рамках и достаточно стильно. Стиль — вот в чем основной смысл, ибо кому же понравится пьяница, не обладающий остроумием, или шарлатан, чьи задумки никого не развлекают. Так что в Высоком Обычае есть нечто гораздо большее, чем обнюхивание ушей и благонравные танцы.

И если вы будете делать это в адекватном стиле, закон разрешит вам даже красть для заработка.

Мейстрал оставил свой флаер на лужайке перед виллой, которую он снимал, и проплыл через звуковой экран, служивший входной дверью. По пути он расшнуровал камзол настолько, насколько позволял его покрой — неписаное правило Высокого Обычая настаивало на том, что одежду нельзя было надевать или снимать без помощи слуги. В те дни большинство использовали роботов, во всяком случае, в Созвездии Человечества.

У Мейстрала, однако, был слуга — Хосейли по имени Роман. Роман был крупным даже для Хосейли, и отличался огромной силой. Возрастные кольца вокруг его морды говорили о том, что ему сорок пять лет. Его предки служили предкам Мейстрала в течение пятнадцати поколений, и Мейстрал унаследовал Романа от своего отца. Он использовал Романа для заданий физического характера, а иногда и для темных дел, которые Роман зачастую не одобрял. Свое неодобрение, как и многое другое, Роман держал при себе. Он гордился тем, что был верным и неподкупным вассалом семьи, хотя само вышеозначенное семейство порой приводило его в отчаяние.

Роман появился из коридора и поплыл по направлению к Мейстралу, двигаясь с бесшумной и исполненной достоинства легкостью, приводившей Мейстрала в восхищение как с профессиональной, так и с эстетической точки зрения.

— Грегор вернулся?

Они разговаривали на стандартном языке. Голос Романа звучал так, словно его омывали тихие воды:

— Пока нет, сэр.

— Надеюсь, никаких проблем.

— Полагаю, что не должно быть.

Роман расшнуровал камзол Мейстрала, помог ему снять башмаки и взял его пистолет, кинжал, воротник и манжеты, проделав все это скупыми движениями и с профессиональной ловкостью, знакомой, как старый диван. Мейстрал почувствовал, что его напряжение спадает. Роман был единственной незыблемой вещью в его беспорядочной и изменчивой жизни, не столько слугой, сколько символом дома, а дом — это было единственное место, где Мейстрал мог расслабиться. Он бросился на диван и поднял одну ногу вверх, благодарно шевеля пальцами в ворсистых серых носках.

Голографические произведения искусства медленно вращались на вделанных в стену пьедесталах, отбрасывая мягкий свет на растянувшегося на диване Мейстрала. Он посмотрел на Романа.

— Там была Николь. Она осведомлялась о тебе.

— Надеюсь, у нее все хорошо. — Мейстрал бросил взгляд на Романа. Его глаза блестели, ноздри чуть расширились. Он втайне доволен, подумал Мейстрал, радуясь предсказуемости Романа. В этом не было сомнения.

Николь всегда была одной из любимиц Романа.

— Да, у нее все прекрасно. Она… может, чуть-чуть замученная. Завтра я сопровождаю ее на представление Элвиса. Так я снова окажусь на виду у публики. Хорошо для бизнеса.

— Пришло письмо, сэр. От вашего отца.

Мейстрал почувствовал в сердце укол покорного отчаяния. Письма его отца касались только двух тем, и обе они были печальны.

— Сейчас прочитаю.

Роман принес на подносе письмо с буфета. Это было ОЛП, что означало, что написано письмо на бумаге, запечатано в конверт и доставлено лично в руки. Все это стоило дорого. Мейстрал вскрыл письмо и прочел его.

"Я не понимаю причины твоего переезда к границе. Ты, конечно, проведешь сезон на Нэйне в связи с обязанностями, которые налагает на тебя раздача милостыни. Если будешь на границе до начала сезона, засвидетельствуй свое почтение графине Анастасии. Возможно, ты сможешь ей помочь в неком предприятии, имеющем отношение к Делу. Если возникнет необходимость, можно продать каподистрийские чертежи.

Ко мне обратился Лорд Гиддон, у которого я несколько лет назад занял сумму в размере 450 н. Я, должно быть, говорил тебе об этом обязательстве и совершенно обескуражен тем обстоятельством, что ты до сих пор не удовлетворил его. Если бы ты не перекрыл мне доступ к семейным фондам, я не стал бы упоминать об этом, но сложившееся положение требует, чтобы ты поддержал честь семьи и возместил долг. Если у тебя в настоящее время нет денег, можно продать каподистрийские чертежи.