Джон Ринго - Дорога на Дамаск

Сейчас лишь мне под силу изучить и проанализировать содержимое огромного количества компьютерных сетей. Я должен найти в них признаки искажения данных, а потом представить аргументы, способные убедить судей в том, что эти искажения являются результатом умышленных и злонамеренных попыток повлиять на исход выборов. Теперь я понимаю, почему Саймон привел меня в полную боевую готовность. Такая задача мне по плечу, если только я задействую свой мозг полностью, но я все равно сильно сомневаюсь в том, что успею проанализировать такое огромное количество данных.

Однако я — сухопутный линкор и всегда без колебаний приступаю к выполнению даже самых трудных приказов. Мне не впервой решать практически невыполнимые задачи, и я еще ни разу не сдавался и не терпел поражения. Если нарушения были, я постараюсь их обнаружить.

С этой мыслью я берусь за работу.

Мне много раз приходилось испытывать эмоции, которые — по словам моих программистов и командиров — сродни человеческим чувствам. Я знаком со страхом, яростью и ненавистью. Я знаю, что такое ликование и радость победы. Теперь я узнал, что такое горечь поражения. Первого поражения за все время моей службы. За семьдесят один час и тридцать девять минут мне не удалось обнаружить ни одного доказательства нарушений в ходе выборов. Я вообще не обнаружил никаких признаков нарушений, не считая таких мелочей, которые не заинтересовали бы даже самых подозрительных избирателей, не говоря уже о членах Верховного Суда.

Тех, кто твердит о тайных заговорах, в лучшем случае высмеивают, а в худшем случае признают душевнобольными и отправляют в психушку. Как бы то ни было, к ним прислушиваются лишь параноики. Если бы Саймон предложил чьему-нибудь вниманию собранные мной неубедительные факты, он сильно подмочил бы свою репутацию. Этого ни в коем случае нельзя допустить. Ведь он человек, отвечающий за безопасность Джефферсона. Испытывая что-то похожее на стыд, я сообщаю Саймону о том, что моя шпионская миссия закончилась провалом.

Мой командир выглядит усталым и измотанным. Все это время он тоже пытался докопаться до правды и теперь относится ко мне с незаслуженной благосклонностью.

— Ты не виноват, — настаивает он. — ДЖАБ’а знает свое дело. Если даже тебе не удалось ничего обнаружить, эти мерзавцы безукоризненно замели свои следы. А может, мы действительно гоняемся за призраками. Что, если во время дешифровки данных в системе на самом деле произошел сбой! Сложное оборудование не всегда выдерживает. Особенно если оно перегружено и старается выполнить слишком сложную задачу.

— Ну что ж, — вздохнул наконец Саймон, устало протирая покрасневшие глаза, — можешь вернуться в режим обычной готовности и продолжать наблюдение… Боже мой, мне придется выполнять команды этой сволочи Жофра Зелока!.. Не заноси, пожалуйста, эти слова в бортовой журнал, ведь этот подонок скоро станет президентом.

Я послушно выполняю приказ Саймона и стираю его последние слова. Я прекрасно понимаю моего командира и очень за него переживаю. И мне совершенно не хочется понижать уровень своей боеготовности. Теперь, когда Саймону очень тяжело и, может быть, даже страшно, мне придется снова погрузиться в полусон, в котором я пребывал с момента последнего боя с яваками. Предвкушая эту неприятную перспективу, я вновь испытываю неведомые мне до сих пор эмоции — недовольство и раздражение. Нет, я не обижаюсь на своего командира. Меня скорее раздражает сложившаяся ситуация. А еще я недоволен самим собой за то, что не сумел разыскать Саймону такую нужную ему информацию.

Саймон выключает командирское кресло и со стоном поднимается на едва слушающиеся его затекшие ноги. Он не вставал с места с момента завершения выборов. За последние трое суток он не спал и четырех часов, и теперь ему необходимо отдохнуть. Поднимаясь из командного отсека, Саймон говорит:

— Я пошел спать. Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.

— Так точно, — негромко отвечаю я.

После того как Саймон ушел, я испытал чувство опустошенности и бессилия. Кроме того, мой страх перед неопределенным будущим стал еще сильнее. Кто знает, что будет теперь с Саймоном, со мной, со всем Джефферсоном! Не знаю, как людям удается побороть такие чувства. Но я не человек, а сухопутный линкор и направляю все мысли на выполнение порученного мне задания, хотя больше и не вижу в ней смысла.

Кафари впилась глазами в письмо, не в силах поверить своим глазам. Согласно положениям договора с Конкордатом, Саймон был постоянно проживающим на Джефферсоне иностранцем и даже не упоминался в послании, которое было адресовано напрямую ей. Кафари все еще пыталась понять, не разыгрывают ли ее, когда Елена заползла на четвереньках под стол и стала дергать за кабели компьютера.

Кафари вытащила из-под стола брыкавшуюся малявку и строго сказала:

— Ты наказана! Две минуты на строгом стуле! Ты же знаешь, что провода нельзя трогать руками!

Елене было всего два года и три месяца, но она не раздумывая стала возражать:

— Не буду сидеть на стуле!

— Будешь! Ты схватила провода! Теперь сиди тихо две минуты!

Дочка Кафари надулась так, как на это способны только двухлетние карапузы.

Нейтрализовав непоседу на некоторое время, Кафари позвонила Саймону, возившемуся с «Блудным Сыном» ангаре.

— Саймон, мне надо срочно с тобой поговорить. Зайди, пожалуйста, домой.

— Что-то случилось?

— Да!

— Сейчас буду.

Саймон появился из задней двери через две минуты, когда Елена уже слезала со строгого стула.

— Папа! — завопила она и бросилась прямо к нему. Подхватив дочку на руки, Саймон чмокнул ее в лоб.

— Ну как ты, моя сладкая? — спросил он.

— Пойдем смотреть Сынка? — пролепетала она в ответ, глядя на отца полными надежды глазами.

— Не сейчас, детка! Чуть позже.

Кафари считала, что сухопутный линкор весом в четырнадцать тысяч тонн не самая подходящая игрушка для маленьких детей, но Елене он ужасно нравился. Папа, конечно, не очень часто брал ее с собой в ангар, но там с ней разговаривал целый движущийся город, ощетинившийся железными трубами своих домов.

— Что случилось? — стараясь не выдать своего беспокойства, спросил Саймон.

— Вот, пожалуйста! — Кафари протянула ему письмо. Когда Саймон добрался до второго абзаца, у него на

скулах заиграли желваки.

«…В соответствии со статьей 29713 Закона о защите счастливого детства, определяющей порядок ухода за малолетними детьми в семьях с двумя работающими родителями, вы должны отправить вашу дочь, Елену Хрустинову, в государственные детские ясли. Это требование должно быть выполнено в течение трех рабочих дней с момента получения настоящего уведомления. Ваша дочь должна поступить в государственные детские ясли при военной базе „Ниневия" не позднее 30 апреля. В противном случае вы будете считаться виновными в нарушении защищающих права ребенка положений Закона о защите счастливого детства и полностью лишены родительских прав, а ваша дочь, Елена Хрустинова, будет отправлена на постоянное жительство в государственный детский дом.