Джон Ринго - Дорога на Дамаск

— Она сама не знает, что говорит, — дрожащим голосом сказала Кафари.

— Нет, знает, — хрипло проговорил Саймон.

— Но ведь она же не понимает…

— Да все она понимает! — отрезал он. — Ей достаточно понимать, что ей все дозволено! А дальше будет еще хуже. Гораздо хуже!

Кафари прикусила губу и затравленно покосилась на дверь спальни Елены:

— Вот бы забрать ее из этого проклятого садика!

— Для этого надо уехать с Джефферсона, — сказал Саймон, решив не добавлять: «А ты упорно не желаешь это понять!»

Они и так слишком часто спорили. Вместо этого он заговорил усталым и раздраженным голосом:

— Ты не представляешь себе, что тут будет твориться. Мне приказали выключить «Блудного Сына». Джабовцы прекрасно понимают, что без его помощи мне не разобраться в их интригах. Ведь я слежу за их действиями только благодаря тому, что линкор подключается к трансляции камер их систем безопасности. Я читаю не так быстро, чтобы охватить все содержимое информационной сети, и, уж конечно, мне не влезть в содержимое подключенных к ней компьютеров. Мне одному не прослушать телефоны, разговоры на радиоволнах или микрофоны компьютеров. Как только линкор заснет, я стану совсем беспомощным… Я был единственным фактором, сдерживающим безумие, охватившее эту планету, но сегодня и я утрачу свой вес. Я не могу вмешиваться во внутренние дела Джефферсона без неопровержимых доказательств того, что его правительство нарушает договор с Конкордатом. А без технических возможностей «Блудного Сына» мне никогда их не найти.

До Кафари стал постепенно доходить ужас происходящего, и она медленно опустилась на стул:

— А ты не можешь отказаться выключать его?

— Не могу.

Кафари посмотрела на мужа глазами, полными слез.

— Тебе, наверное, кажется, что умирает твой лучший друг.

Слова жены застали Саймона врасплох. У него на глаза навернулись слезы.

— Да, — глухо пробормотал он, заморгал глазами и тихо шепнул: — Я люблю тебя больше всего на свете, Кафари, но Сынок так долго был рядом со мной…

— Я знаю, — сказала Кафари, поняв, что у Саймона подступил комок к горлу.

Саймон молча кивнул. Тому, кто не бывал в смертельном бою, не объяснить, что это такое, но Кафари и самой приходилось сражаться. Она понимала, почему замолчал ее муж. Конечно, ее не было на Этене, но когда линкор вел бой с явакскими денгами, она находилась неподалеку и ее не защищала броня… Для нее этот бой был совсем другим, и она испытала страх, незнакомый Саймону, но у них в душе зияли похожие раны…

К безграничному удивлению Саймона его жена поняла, что значит для него потерять единственного друга. Друга, который знал о своем командире все и разделял с ним трагические дни на далекой Этене. Нет, он не заслуживает любви такой замечательной женщины… А тут еще новые заботы! Новые страхи! Новые сражения с коварным и лживым врагом, отравляющим умы наивных людей, чтобы добиться своих целей! Да ведь ДЖАБ’а вот-вот превратит эту цветущую планету в концлагерь!..

«Что же нам делать?!» — с ужасом спрашивал себя Саймон.

Но ведь он же военный, офицер! Он и сам знает, что должен делать!..

Как же тяжело бывает бремя долга!

Елена ненавидела школу.

Ей ужасно не хотелось покидать детский сад на «Ниневии», где ей так нравилось играть с другими детьми военных. Но военные исчезли. Вместо них появились полицейские, у которых вообще не было детей, а Елене исполнилось шесть лет, и ее отправили в одну из мэдисонских школ.

— Там будет очень интересно. Ты и не представляешь, как замечательно учиться в школе! — сказала ей мама утром первого школьного дня.

Мама оказалась права. В школе было здорово. Но не для Елены, сразу ставшей предметом всеобщей ненависти. Все началось в первый же день, когда заведующая младшими классами госпожа Голд велела детям по очереди вставать и рассказывать о себе и своих родителях.

— Елена Хрустинова, — произнесла госпожа Голд с таким видом, словно ей показали дохлую крысу, и у девочки по коже побежали мурашки.

Она медленно поднялась из-за парты на глазах у всего класса, в котором никого не знала, и проговорила дрожащим голосом:

— Мою маму зовут Кафари Хрустинова. Она работает с компьютерами в космопорте. Моего папу зовут Саймон Хрустинов. Он военный.

— Какой именно военный? — вкрадчиво спросила госпожа Голд, прищурив маленькие злые глазки.

— Он командует линкором. Линкор стреляет по его команде.

— Вы слышали! — воскликнула учительница. — Отец Елены приказывает железному монстру убивать людей! На одной из далеких планет это чудовище убило много миллионов людей! А вы знаете, что миллион — это очень много! На всей нашей планете живет только десять миллионов людей. На той планете линкор убил семнадцать миллионов людей. То есть он уничтожил всех мужчин, женщин и детей на Джефферсоне, а потом еще почти столько же! Линкор — ужасная машина, а отец Елены приказывает ему убивать людей!

— Нет… — начала было Елена.

— Не смей мне возражать! — взвизгнула госпожа Голд, ударив рукой по столу. — Сядь на место! За свою дерзость ты будешь всю неделю стоять на перемене в углу!

Елена села. Она вся дрожала, а на глаза у нее навернулись слезы.

— Плакса! — прошипел кто-то сзади, и весь класс засмеялся и заулюлюкал.

Вот так прошел первый день Елены в школе. Потом было еще хуже. Весь учебный год был сплошным кошмаром. На уроках она всегда отвечала неправильно, даже если говорила то же, за что другие дети получали хорошие отметки. Если же она вообще отказывалась отвечать, госпожа Голд называла ее гнусной скрытной девчонкой и ставила ее в угол.

Каждое утро, когда мама высаживала Елену из аэромобиля возле школы, у девочки темнело в глазах. За обедом никто не желал сидеть рядом с ней в столовой, а во время перемены… Конечно, учителя не позволяли другим детям бить Елену так, чтобы она попала в медпункт, но девочка постоянно возвращалась в класс с исцарапанными коленями, синяками на руках и песком в волосах. Как она ненавидела перемены!

И вот она перешла в следующий класс… Сейчас все начнется сначала! Вот-вот появятся злые дети, которые ставили ей подножки, спихивали ее с качелей, кидались — в нее грязью и пачкали краской ее любимую одежду…

Другими были только класс и учительница.

Хорошо еще, что классная комната ничем не напоминала ту, в которой Елена училась в прошлом году. В новом классе были веселые ярко-желтые стены, от одного вида которых сразу поднималось настроение. Повсюду висели яркие фотографии природы, животных и разных вещей, большинство из которых Елена никогда не видела раньше. Рядом с ними красовались такие же захватывающие рисунки. Девочке сразу понравился новый класс, и она чуть не заплакала от мысли о том, как над ней будут издеваться в этой уютной комнате.