Алекс Ривендж - Контакт

— Пошли вместе. Синти, я знаю одно — твоему отцу лучше других известно, какие места на станции наиболее безопасны.

Слова давались Алану тяжело — он чувствовал, что они разбиваются о выросшую между ними стену.

— Алан, — Синтия хотела что-то сказать, но подкравшийся к горлу комок закрыл словам выход. Ей было горько, слишком горько, чтобы это можно было передать словами. Только сейчас Синтия подумала, что она любила Алана — точнее, что была любовь, и что она прошла, униженная его предательством. Или (такая надежда жила у нее в глубине души) он все же не предатель?

— Синти… — Алан запнулся. Вряд ли он чувствовал себя сейчас лучше. — Постарайся поверить мне и понять. Я же объяснял тебе, что и из-за чего делаю.

— Нет, — Синтия покачала головой и отвернулась, пряча набежавшие на глаза слезы.

— Ты что, и правда пацифистка?

— Нет. Но не поручусь, что не стану ею. Просто всему есть предел — и от этой общей подлости я просто устала. От твоей тоже, Алан. Даже если ты работаешь на самом деле против моего отца…

— Вот как? — раздался сзади голос Крейга.

Неужели он ошибся в этом парне?

Кровь ударила Алану в лицо. Все погибало у него на глазах.

— Боюсь, что меня не так поняли, — неясно к кому обращаясь, выдавил из себя Алан.

— Ясно, — Крейг криво усмехнулся. Нет, он не ошибся в главном. Мейер был из его породы — из тех, кто ради дела готов идти на все. — Итак, ты «заключил с нами союз» в интересах своего следствия, так? — Алан отвернулся, но Крейг продолжал. — Что ж, я не могу тебя за это осуждать, хотя, признаться, надеялся на большее доверие с твоей стороны. Ну и чего же ты тогда стесняешься? Наоборот, мы должны друг друга понять. Ты рискуешь жизнью и своей любовью, чтобы проникнуть в нашу тайну. Мы в точности так же хотим проникнуть в тайну этого существа. Так кто из нас вправе судить другого?

— Пожалуй… — Алан наклонил голову еще ниже.

Они так и стояли, оба сгорбившиеся и поникшие. На лице Синтии возникла кривая усмешка. Прямо на губы наползли уже не скрываемые дорожки слез… Самым страшным для нее было то, что она понимала сейчас их обоих. Понимала — и одинаково не могла ни простить, ни осудить.

— Итак, кто остался? — Вильямс достал блокнот. Зачем — он не знал и сам: в комнате было всего восемь человек.

— Я прошу прощения, — Ник икнул, — но мне надо прилечь. Голова сильно болит.

— После ушиба? — подсела к нему Синтия. — А тошноты нет?

— Тошнит… — Ник улегся прямо на полу и закатил глаза. С каждой минутой ему делалось все хуже.

Синтия нахмурилась. В лучшем случае у него было сотрясение мозга. Нику явно требовался врач.

— Ну что ж… Восемь человек, из которых один больной, один раненый и две девушки. Да, команда из нас не слишком боевая…

— Я не ранен — так, царапина, — возразил Мортимер. — Я уже и забыл про нее.

Мортимер не врал: ни боли, ни какого другого беспокойства по части физических ощущений он не испытывал. Тем не менее бледное лицо и ссохшийся рукав говорили о том, что потерю крови нельзя было назвать незначительной.

— Хорошо. Остается пятеро здоровых мужчин при одном пистолете. Что удивляетесь — у меня было два запасных на всякий случай, вроде этого. Правда, как мы убедились, пистолет не приносит чудовищу особого вреда, разве что кто-то из нас рискнет пожертвовать собой и выстрелить ему прямо в пасть с близкого расстояния.

— Вы как хотите, — вздрогнул Том, рассыпая свои железки, — но я в этом деле не участвую…

— Я пойду! — выпалил Бриджвуд и тут же покраснел; как и у всех блондинов, его румянец был особенно заметен.

— Нет, я! — предложил Мортимер.

— Можно подумать, я откажусь, — пробурчал Хоувер и достал из кобуры заветную флягу.

— Похоже, придется бросать жребий. Я тоже участвую. Кроме того — пистолет-то мой.

— Жребий так жребий! — быстро поддержал Бриджвуд. Ему нравилось быть решительным и смелым, но до сих пор жизнь не давала ему такой возможности.

— Ты отпадаешь, — возразил Вильямс. — У нас нет другого пилота, а после того, что произошло, нам нечего рассчитывать на милость Компании. Улетать отсюда придется самим, если, конечно, удастся починить катер. Ты можешь сказать, насколько сильно он поврежден?

— Пульт управления буквально выдран, разбиты кое-какие приборы, но делалось это явно наспех. Я думаю, починить удастся.

— А вот в этом деле и я готов помочь, — отозвался Том, которому нужно было теперь оправдаться перед собственной совестью за трусость.

— Хорошо. Вы вдвоем займетесь починкой, и чем раньше она закончится, тем лучше. Мы втроем тянем жребий.

— Вчетвером, — не выдержал и Дэн.

Даффи попробовала было возразить, но он быстро заткнул ей рот поцелуем.

— Хорошо, — Вильямс содрал с головы Хоувера кепку. — У кого есть бумага?

— У меня, — отозвалась Даффи и извлекла из неожиданно широкого для столь короткого платья кармана записную книжку.

«А не погорячился ли я?» — спросил себя Мортимер.

«Ничего, пронесет», — отпил глоток из фляги Хоувер, наблюдая за тем, как покрытая выпуклыми венами рука Вильямса шарит в кепке. Дэн прижал Даффи к себе и смотрел на охранника затаив дыхание.

Наконец, после затянувшейся паузы, Вильямс вытянул бумажку. На его лице появилась лукавая улыбка.

— Иду я! — гордо объявил он, вытряхивая остальные бумажки в мусорное ведро. — Я же говорил, что пистолет — мой.

— Ты идешь один? Тебе это не кажется глупым? — Мортимер не хотел отступать. Минутная слабость заставила его рваться в бой с удвоенной силой.

— Ты что, хочешь составить мне компанию?

— Даже если ты будешь против, я пойду с тобой.

Мортимер говорил жестко. Глядя ему в глаза, Вильямс снова улыбнулся. Не зря он давал этому парню рекомендацию…

— Ну что ж, пошли. Только стреляю все равно я.

— О'кей, я буду тебя охранять от «конкурентов» и соперников.

— Счастливо, — Бриджвуд отвернулся. Обида, что его не допустили к настоящему делу, была настолько сильной, что он не мог унять дрожь в уголках губ. «Только не хватало еще разреветься», сердился он на себя, но все же от звука удаляющихся шагов в глазах защипало. Чтобы унять слезы, так предательски подкатившиеся изнутри, он уставился на корзину для бумаг. Маленькие белые фитюльки резко выделялись на фоне пластмассового яркого дна. Одна, вторая, третья…

— Постойте! — вдруг вскрикнул он, наклоняясь к мусорке. Жребий был неправильным! Здесь восемь бумажек…

Дэн подошел к нему и тоже заглянул в корзину: в самом деле, бумажек, без вытянутой Вильямсом, было семь. На трех из них стояло одно и то же имя.

— Ну что теперь поделаешь, — вздохнул Хоувер. — Разве что выпьешь!

Словно в ответ на его слова, тихо застонал лежащий на полу Ник.