Алекс Ривендж - Чужой

— Джонс, мне это уже порядком надоело! Еще немного — и я могу плюнуть! Пусть тобой завтракает кто хочет, дерьмо кошачье!

Желтые глаза кота блеснули маленькими фонариками, он вытянулся, пытаясь прошмыгнуть мимо. Бретт медленно протянул к нему руку. Кот замер с поднятой лапой.

— Ну-ну, все хорошо, иди, дурашка!

Он склонился над котом, но тот отскочил на пару футов, сел и стал умываться, усиленно работая языком. Бретт, чертыхаясь, встал на четвереньки и начал ползти к нему. Еще «шаг» — и рука вляпалась во что-то липкое и холодное. Бретт посмотрел вниз. На металлическом листе пола лежало что-то отдаленно напоминавшее кожу змеи, только в несколько раз больше и совершенно другой формы. Эту странную молочно-белую кожу покрывал слой какой-то прозрачной, терпко пахнущей слизи. Бретт вспомнил пятно на стене у выключателя. Он расправил резиноподобную кожицу. Она великолепно передавала конфигурацию тела ее хозяина. Четко просматривался длинный, как у краба на лице Кейна, хвост, состоящий из множества роговых колец. Головная часть шкуры была разорвана надвое и походила на распущенную кожуру банана. Он брезгливо взял ее двумя пальцами и отшвырнул в глубину зала. Джонси завершил свой туалет и не спеша проследовал под пустые емкости из-под топлива для машин.

— Черт! Куда!

Бретт сорвался с места, как бегун с низкого старта. Но ноги его разъехались в разные стороны, оскальзываясь на слизи, и тело, потеряв равновесие, полетело вперед. Пирамида пустых баков дрогнула и стала оседать на него, заваливая и не давая выхода. Жесткое ребро стальной канистры обрушилось на голову Бретта, и он потерял сознание…

… Свет исходил откуда-то сбоку. Голова нестерпимо болела, что-то теплое стекало по лбу и вискам тонкой струйкой, опадая со щек на комбинезон. Бретт с трудом освободил одну руку и запустил ее под бейсболку. От прикосновения пальцев по голове прошла волна тупой боли. Бретт поднес руку к глазам. Теплой и вязкой жидкостью была его собственная кровь.

— Вот не везет! — огорченно поморщился Бретт.

Движения были затруднены. Все тело, кроме одной свободной руки, было погребено под баками. Бретт попытался отодвинуть один из них, но тщетно. Силы оставили его.

— Ну, что теперь, а, Джонси? Подлец рыжий, что мне теперь делать?! — Бешенство накатило на Бретта. — Вот я выберусь отсюда и вытряхну тебя из твоей гнусной шкуры!

Он закрыл глаза и бессильно опустил голову. В чувство его привел приближающийся глухой звук шагов.

— Кто здесь, ребята? Вытащите меня! Я здесь, в завале. Эта рыжая бестия чуть не угробила меня!

Тощая рука просунулась в щель между баком; Бретт ухватился за нее, напрягая мышцы всего тела. Сила была огромной. Тяжелые емкости с грохотом разлетелись в стороны, и тело как мотылек выпорхнуло из-под них и легло на пол.

— Ого, здорово!

Бретт открыл глаза и обмер. Перед ним стоял человек с лицом точь-в-точь как у него самого. Бейсболка была натянута на лоб и чуть наклонена набок.

— Привет!

Человек протянул руку. Бретт ответил. Рукопожатие было сильным и чуть не сломало кости, больно защемив хрящи в ладони.

«Я схожу с ума, — мелькнуло в голове Бретта. — Точно! Либо я двинулся, либо уже умер».

Но боль в голове и во всем теле и явно живое рукопожатие опровергали последнее предположение. Бретт от кого-то слышал, что когда умираешь, можно видеть себя со стороны. Но, правда, говорят, что тогда чувствуешь себя легко и свободно. А тут ощущения в теле были по-прежнему реальны и отвратительны. К тому же видеть себя со стороны — это одно, а здороваться за руку — совсем другое. Человек с его лицом внимательно смотрел на Бретта и улыбался. Бретт закрыл глаза и протер их руками. Вновь открыв их, увидел то же самое.

— Ну и как это понимать? — совершенно некстати вырвалось у него, хотя собирался он произнести что-то совсем другое.

— Никак, — человек пожал плечами. — Твой кот побежал в сторону центрального блока.

— Не-е-ет, ребята, вы, конечно, разыграли меня хорошо, но это, пожалуй, уже слишком. — Он нервно хохотнул.

— Я и не собирался тебя разыгрывать. Ты попросил о помощи, вот я и помог. — Человек улыбнулся.

Все смешалось в ноющей голове Бретта, и, развалившись на полу, он принялся хохотать.

— Не корчь из себя сумасшедшего! Бретт, дружище, тебе это не идет!

Человек опустился рядом на пол и подобрал под себя ноги.

— Что ты хочешь сказать этим, Даллас? — сквозь смех процедил Бретт. — Только ради такой хохмы незачем было бороду брить. Она тебе шла! А грим, наверное, Рипли и Ламберт наштукатурили? Но это сейчас немного не по теме.

Он привстал, опершись на локоть, и потрепал собеседника по щеке. Человек поправил бейсболку и, достав из кармана на груди платок, протянул его Бретту.

— На, у тебя кровь. Вытрись! Только я не Даллас. Я — это я, то есть ты.

— Хватит. — Бретт протянул руку и пощупал сначала свое лицо, а потом лицо своей копии.

Ощущения были совершенно одинаковыми. Чужое лицо было теплым и без малейших признаков грима. На ладони остались лишь капельки пота. Чьи?

— Черт! — Глупая ненужная улыбка сползла с лица Бретта, он отдернул руку и ничего не понимающим взглядом посмотрел на нее.

— Да, — кивнул собеседник, — я — это ты, а ты — это я. Просто нам никак не удавалось поговорить друг с другом. А ведь есть о чем!

— Что? — Бретт протер ладонью вспотевший лоб.

— Ведь уже сколько лет мы с тобой как проклятые мотаемся по этому холодному пустому пространству и никак не можем просто сесть, поговорить, повспоминать. Нет времени.

— А что вспоминать?

— Ну как — что? Например, можно вспомнить о том, что тебя уже семь лет нет на родной планете, в родном доме. Или ты считаешь, что это пустяки? Да, зарабатывание денег — вещь хорошая, но…

Бретт сел. Нахлынувшая вдруг волна отталкивающего страха сменилась ощущением пустоты и глубокой тоски, щемящей душу. Перед глазами поплыли картинки.

Малиновый лендровер, вечно пахнущий свиным навозом и бензином, стоял у порога дома. Уставшее лицо отца. Его сгорбленная фигура застыла в кресле как статуя. В руке догорала сигарета. Это все необычайно прочно стояло перед глазами, и у Бретта защекотало в горле.

Дом. Старый дом. После майских дождей потолок весь покрывался мокрыми разводами. Крыша прохудилась, а денег на починку не хватало. Да и когда их хватало? Приходилось вкалывать на трех работах. С утра ковырялся в грязных грузовиках дальнобойщиков, менял прогоревшие клапана и сливал отработанное масло в старое пластиковое ведро. Днем, с отваливающимися руками, еле перебирая пальцами, чинил разный домашний хлам в маленькой каморке, вечно прокуренной и пропитанной дымом перегоревшей изоляции. Доход от этого дела был поменьше, но почему-то к этому труду тянуло больше всего. Душа лежала, что ли? А уже почти ночью у старого заброшенного дока резал автогеном ржавую сталь списанных посудин. Около часа ночи, еле передвигая ноги, полумертвый приползал домой и с час сидел под струями холодной воды, отхлебывая из банки теплое пиво.