Эрик Рассел - Против странного устройства

– Мне надо попасть в Бельстон, – объявил он в билетной кассе.

– С этим городом нет железнодорожного сообщения, – ответил кассир, – ближайшая станция Хенбери, всего в двадцати четырех милях от Бельстона. Оттуда вы можете добраться автобусом.

– Хорошо. Дайте мне билет до Хенбери, – согласился он. – Когда отходит ближайший поезд?

– Вам повезло. Поезд отходит через две минуты. Девятая платформа. Поторопитесь!

Схватив билет, Брансом галопом бросился на девятую платформу. Он заскочил в поезд и не успел еще занять место, как поезд тронулся. Это принесло ему громадное удовлетворение. Если его действительно преследовали и он этого не смог обнаружить, то такой поспешный отъезд, наверняка стряхнул хвост.

На нем лежало проклятие из прошлого, которое делало его настоящее таким же мрачным. У него было постоянное чувство, от которого он никак не мог избавиться, что его преследуют, что его подозревают, что за ним наблюдают. Ему казалось, что его окружают всезнающие глаза, которые видят правду и осуждают его.

ПОЧЕМУ Я УБИЛ ЭЛАЙН?

Когда в голове мелькнул этот вопрос, он сразу почувствовал, как похолодело у него в животе. По каким-то непонятным причинам у него перед глазами встали картины прошлого и это теперь было более ясно, чем когда-либо, наверное это происходило потому, что его голова не была на данный момент занята близкой опасностью.

Теперь он смог вспомнить ее полное имя – Элайн Лафарк. Да, так ее и звали. Она как-то сама объяснила ему, что ее первое имя происходит от обычного Элин, а фамилия напоминает о французских предках. У нее была замечательная фигура и она всячески подчеркивала это, это пожалуй все, что можно было сказать о ней. О ней еще можно было сказать, что у нее были темные волосы, темные глаза и еще о ней можно было сказать, что она была расчетлива и совершенно бездушна. Старая ведьма в молодом обличье.

Она имела на него почти гипнотическое влияние тогда, когда ему не было еще и двадцати и он был в десять раз большим дураком, чем до и после того. Она объявила, что будет использовать свое влияние на него на все сто процентов, пока она будет набивать себе цену, а он не кончит колледж, ни найдет себе работу и ни начнет зарабатывать приличные деньги. А до этого времени ему отводилась роль горящего желанием любовника-раба, мечтающего когда-нибудь получить ее тело в награду за все. Время от времени она требовала подтверждения, и он покорно предоставлял их ей, желая и ненавидя ее одновременно.

И вот тогда, два десятка лет назад, он взорвался. Она вызвала его в Бельстон, просто на день, желая помахать перед ним наживкой, как перед рыбкой, но с условием, что наживка останется для него в недосягаемости. Она хотела просто вытереть о него ноги и убедиться, что он еще принадлежит ей и душой и телом. Это-то и была ее ошибка, вызвать его тогда. Что-то в нем лопнуло, от сердца что-то оторвалось и его ненависть переступила границы критической массы. Он швырнул ее на землю, но его ярость была слишком большой, чтобы удовлетвориться этим. А потом он похоронил ее под тем деревом.

Он, должно быть, был тогда совсем сумасшедшим.

Детали всего этого выплыли в нем так живо, как будто это было вчера, А не двадцать лет назад. Он увидел ее бледное лицо, сведенное судорогой от яростного удара, ее измятые формы, неподвижно лежащие на земле, маленькую струйку крови, вытекающую из-под ее темных волос и подходящую по цвету к ее алым губам. Он до сих пор чувствовал ту ярость, которую вложил в удар. Он мог живо представить ту энергию, с которой он судорожно выскребал яму, в которой он хотел спрятать тело, в то же время постоянно наблюдая за пустынной дорогой, боясь появления неожиданного свидетеля. Он мог видеть себя, укладывающего последний кусок дерна и утаптывающего все это, чтобы скрыть следы своего преступления.

А потом последовал долгий период умственной тренировки, в которой он приучал свой мозг забыть прошлое. Долгий период самодисциплины в конце которого он полностью убедил себя, что ничего этого не было, эта Элайн Лафарк никогда не существовала, а он за всю свою жизнь никогда не был в Бельстоне.

И на какое-то время он сумел изгнать ужасное воспоминание из головы, пока катились мимо города. Сегодня он мог представить свое преступление ясно и в оттенках, тогда как в предшествующие годы оно уже полностью потерялось в тумане. Даже для того, чтобы вспомнить полное имя Элайн, ему потребовалось какое-то время. Но как он ни старался, он никак не мог воспроизвести в своей памяти какие-нибудь виды Бельстона, он не был совершенно уверен, видит ли он виды Бельстона или какого-то другого местечка, в котором побывал когда-то. В прошлом он много езди и видел много одноэтажных провинциальных городков, и в этом смысле ему трудно оделить их один от другого. И еще сейчас он не может понять, почему Элайн выбрала тогда именно Бельстон.

И ко всему прочему он не мог сейчас точно сказать, чем его так взяла Элайн. Очевидно, он должен был помнить это, потому что именно здесь и лежало начало его преступления. И все равно он этого не помнил. Даже если кто-то и рассматривал свое прошлое учитывая и желания и порывы юности, просто неудовольствия здесь мало, особенно для такого думающего типа, как Брансом. Но сколько помнил он свою юность, он не превзошел своих товарищей в юношеских безумиях, он никогда не был мартовским котом… Здесь должна быть какая-то необычная причина, заставившая его избавиться от Элайн. Где-то когда-то он сделал что-то такое, что могло полностью сломать его карьеру, если бы это всплыло бы на поверхность и, очевидно, Элайн знала об этом и этим держала его в руках.

Но он не мог найти в своей памяти и намека на это. Что бы это могло значить? Воровство? Вооруженное ограбление? Растрата или подлог? В этих мыслях он снова пошел свое детство и юность с пеленок до двадцати лет, но ничего, что могло бы отдать его во власть бесстыжей бабы, он вспомнить не мог. Насколько было можно доверять его памяти, кроме детских проступков, таких, как синяк под глазом у соседского ребенка или разбитое мячом окно, он вспомнить не мог. Ничего большего.

Он устало начал потирать лоб. Длительное нервное напряжение иногда играет отрадные шутки с памятью, он слышал об этом и от своих коллег. Иногда он со страхом начинал думать о том, что где-то внутри него есть участок, где прячется безумие. Наверное, тогда он был не совсем здоров. Как он думает теперь.

Когда он приехал в Хенбери, было уже темно. Он снял комнатку в небольшой гостинице, спал беспокойно, постоянно ворочаясь и вздрагивая, позавтракал с тяжелой головой и без аппетита. Первый автобус на Бельстон отходил в девять тридцать. Он поехал на этом автобусе, оставив свои чемоданы в гостинице.