Радий Радутный - Мозаика странной войны

Он снизился до пяти, затем — очень осторожно — до трех метров, прогнал краткую самодиагностику — “ норма… норма… норма… ” — и приготовился к недолгому ожиданию.

На шести махах ничто не длится долго.

Ударная волна резала воду не хуже торпедного катера. Пышным хвостом поднималась сзади волна — из пены, пара и просто брызг, возносилась выше штурмовика, и медленно, очень медленно оседала. На поверхности оставался отчетливый белый след.

“Вон туда он полетел! Вон туда!”

Через минуту показалась и суша. Крохотная полоска пляжа промелькнула так быстро, что он не успел заметить, были ли там люди — но в любом случае, после пролета штурмовика их там уже не было [15].

Появились и так же мгновенно пропали горы.

Длинная красная искра мелькнула где-то слева-вверху, штурмовик рыскнул в сторону — и ракета ушла мимо.

Рявкнули зенитки — разумеется, ни одна трасса не прошла ближе, чем в сотне метров.

Внезапно наушники взорвались криком боли и гнева, неразборчивым воплем, грохотом и коротким шипением, и почти сразу же одна из подсветок погасла. Оставшийся без хозяина “зомби”, следуя прежним курсом, не замедлил куда-то въехать носом и так же мгновенно исчез.

Пилот от души надеялся, что въехал тот не куда-нибудь, а в расположение ракетной батареи, завалившей Фауста.

Он скомандовал — и собственный “зомби” обошел его и понесся спереди, словно возомнив себя хозяином связки. Пилот успел усмехнуться — и в следующий момент на месте грозного штурмовика скрестились сразу два тонких рубиновых луча, вспыхнуло облако, заверещали индикаторы гамма-излучения, и машину встряхнуло.

“Вот так…” — у Пилота внезапно похолодело в животе, он толкул ручку ниже — и с трудом удержав на месте содержимое желудка, проводил взглядом мелькнувшую над кабиной черную тень.

Он так никогда и не узнал, что это было.

Снова ожили наушники.

— Это Стратег, — послышался оттуда относительно спокойный голос. — Получил попадание в левый движок. “Зомби" сбит. Горю. До цели вряд ли дотяну, а жаль…

Голос его прервался то ли вздохом, то ли кратким свистом, и еще одна подсветка исчезла.

Мгновение спустя без малейших объяснений пропала искра, обозначающая Подводника.

И только после этого Пилот почувствовал, что стало по-настоящему тяжело. Отметки ракет появились одновременно со всех сторон, на встречных курсах заходили по крайней мере шесть “неопознанных” истребителей, стекло темнело то слева, то справа, отзываясь на попытки ослепить пилота.

ППК судорожно сжался одновременно со всех сторон — Ящик даже не попытался предсказать, откуда следует ждать наиболее сильной перегрузки, чистый кислород хлынул в шлем, не принося, однако, ни малейшего облегчения, а только обжигая горло, Пилот хотел что-то крикнуть — но смог выдавить только короткий сухой хрип.

Где-то рядом рванули сразу две ракеты, Ящик попытался увести штурмовик еще от одной — и Пилота затрясло на вираже, как мышь в бетономешалке, вокруг потемнело — и он уже не смог разобрать, была ли это защитная реакция стекла или же просто кровь отлила от глаз, затем рядом грохнуло еще раз, и балансируя на грани потери сознания, он отметил, что отметки от танков вышли на рубеж атаки и собираются….

И в этот момент одновременно исчезли и перегрузка, и удавьи объятия ППК, вираж превратился в пикирование с левым креном, разом пропали темные пятна с фонаря и погасли одновременно все отметки.

Пилот шевельнул рукой — штурмовик, до этого чутко реагировавший на малейшее движение пальцев, даже не вздрогнул.

Вражеские истребители мелькнули справа-вверху, почему-то не открыв огня, ударная волна от них встряхнула штумовик и неожиданно перевернула его в нормальное положение; дрогнула и с огромным усилием подалась назад ручка — и вместо серо-зеленой мути Пилот снова увидел горизонт с облаками.

Судя по всему, сдохла вся энергосистема машины. Сдохла, несмотря на тройное дублирование, резервные цепи, АЗС [16]ы и прочие полезные вещи. Сдохла, хотя этого не могло быть даже теоретически.

Ручка управления кое-как шевелилась, особенно если Пилот помогал себе коленями, штурмовик не клевал носом и шел более-менее ровно, неумолимо теряя скорость, но формой напоминая топор; топор же напоминал он и аэродинамическим качеством, и с сожалением погладив левой рукой борт кабины, Пилот откинулся в кресле, схватил болтающиеся между ногами ручки катапульты и изо всех сил рванул на себя.

Воздух с ревом ударил в забрало шлема, сорвал все, что по прочности не было сталью или высокомолекулярным пластиком, Пилот проводил взглядом удаляющийся, словно и не заметивший его дезертирства штурмовик; сцепив зубы, вытерпел динамические рывки трех парашютов и бессильно повис под серо-зеленым куполом.

Внезапная тишина ударила в уши, солнце ослепило, спину резали глубоко впившиеся ремни, но где-то в глубинах мозга радостно билось осознание жизни, и он отмахивался от надоедливой мысли о том, что на самом деле это только отсрочка.

Пилот оглянулся — где-то на горизонте уже появились точки возвращающихся истребителей, под ногами качалась в стороны зеленая степь, чуть левее блеснуло зеркало то ли озера, то ли пруда, и где-то рядом, совсем рядом звенел плюющий на все войны мира жаворонок.

Пилот вздохнул, и приготовился к смерти — слишком явными были намерения истребителей.

Серые тени вражеских машин тоже внезапно расцвели такими же серыми куполами парашютов, клюнули вниз, исчезли за горизонтом и уже там взорвались.

— Ничего себе! — ошеломленно пробормотал Пилот. — Что это было?

Ответа, естественно, он не получил, поэтому проблема как-то сама по себе перешла в разряд второстепенных.

Купола были такими же слабоуправляемыми, как и его собственный, хотя враги и пытались скользить ему навстречу. Пилот усмехнулся и перестал обращать на них внимание.

Ветер слегка сносил в сторону, Пилот развернулся на стропах, чтобы встретить матушку-землю, как положено — лицом вперед; упал, заученно перекатился, гася инерцию — и не стал подниматься.

Было так хорошо лежать на мягкой степной траве, смотреть в ослепительно голубое небо с редкими пятнышками белоснежных облаков, и ни о чем не думать.

Дунул ветер, поднимая упавший было рядом купол, Пилот поспешно обежал его кругом и прижал к земле, припоминая, как когда-то давным-давно, в далекой прошлой мирной жизни ехал по асфальту на локтях и коленях вслед за таким же вот, только белым и шелковистым, буксиром — и улыбнулся.

Все так же улыбаясь, не спеша, он погасил купол, скрутил его в некое подобие вороньего гнезда, бросил на чем-то приглянувшуюся кучу сена и нагло улегся сверху, полностью игнорируя панические рекомендации матрицы: «Спрятать купол, скрыться, незаметно пробраться на вражескую базу…».