Джо Холдеман - Миры запредельные

В один из наших набегов на Нью-Йорк мы побывали в Гринвич-Виллидж; там нас ожидал настоящий подарок судьбы: неразграбленная букинистическая лавочка, специализировавшаяся некогда на торговле старинными школьными пособиями.

Трижды в неделю я проводила уроки английского, в основном чтение и письмо. Нельзя сказать, что мне удалось добиться ошеломляющих успехов. Сколько себя помню, всю жизнь читала со скоростью больше двух тысяч слов в минуту, поэтому обучать запинающихся детей читать по слогам стало для меня настоящим мучением. К тому же моя торопливая скоропись мало чем отличалась от каракулей моих учеников. Пришлось заново осваивать каллиграфию по прописям, а затем, буква за буквой, трудолюбиво вдалбливать её в детские головы. Бедняжки сначала взялись за дело с большим энтузиазмом, но очень скоро мои уроки им наскучили. Иногда они даже засыпали и приходилось шлепать их, чтобы разбудить. Тем из нас, кто преподавал практические дисциплины, повезло больше.

Температура воздуха так ни разу и не упала ниже нуля, но мы все же соблюли предписанную осторожность и не высаживали растения в течении первых трех недель. За это время мы распахали и удобрили всю бейсбольную площадку, а затем доставили с «Мерседеса» рассаду. То был торжественный день. Каждому выделили небольшой участок сада под персональную ответственность. Для тех, кому предстояло специализироваться в сельском хозяйстве, мы организовали общие обязательные работы.

Забавно. Одна девчушка как-то заявила, что ее тошнит при одной мысли о том, что ей придется съесть хоть что-нибудь, выросшее на навозе. Все остальные посмеивались над ней, но я заметила, что два-три юных крота всерьез чесали затылки, обдумывая эту проблему.

Для связи с шаттлом и Ново-Йорком в лагере установили удаленный терминал; я стала выкраивать по часу ежедневно на свои демографические задачи по старт-проекту. Занятия этой работой доставляли мне удовольствие, а вдобавок я чувствовала себя жутко добродетельной, делая нечто, приятное Дэну. Каждый день я по несколько минут разговаривала с ним и с Джоном перед тем, как открыть канал связи для других переговоров.

Терминал был стандартным связным устройством, где конструкцией не предусматривалась сенсорная панель обратной связи, поэтому для обучения он не годился. Но я объяснила Индире, как получать доступ к различным данным; вскоре ее стало почти невозможно оторвать от клавиатуры. Набор не представлял для нее трудности, хотя последний раз она садилась за компьютер много лет назад, поэтому очень скоро она уже пользовалась библиотекой Ново-Йорка не хуже любого из нас.

Мы присвоили бейсбольной площадке и нескольким времянкам гордое название «ферма». Вскоре эта ферма сделалась довольно шумным местечком. Там возбужденно обменивались новостями на своем птичьем языке цыплята; непрерывно блеяли все еще ковылявшие в гипсовых повязках овцы, жалуясь на свои беды каждому встречному и поперечному. Братья Фроммы поймали олененка, притащили его на ферму и устроили для него отдельный маленький загон. Ребятишки были в восторге, зато овцы, изнывавшие теперь от мук ревности, возненавидели бедняжку всей душой. Очень скоро на свет вылупились новые цыплята, а из рассады выросло нечто, напоминающее настоящие овощи.

Над фермой витало всеобщее чувство радостной успокоенности, а может, и счастья. Не могу сказать, чтобы я разделяла его с остальными.

Слишком уж хорошо шли дела.

Джефф с Тедом пробыли на Острове несколько месяцев, прежде чем в коммуне стала нарастать вполне понятная напряженность. Как-то они сидели на берегу, разговаривая со Столом и лениво наблюдая, как заходящее солнце спускается все ниже, почти на самые палубы покачивавшихся в гавани проржавевших старых кораблей.

– Знаете, последнее время я чувствую себя совершенно бесполезным, – пожаловался Стом. – Черт знает, сколько времени прошло с тех пор, как чума кого-то прихватила.

– Да, с тех пор, как мы здесь, заболел только один человек, – согласился Джефф. – А как часто тут у вас это обычно бывает?

– Три, четыре раза в год, не меньше. В прошлом году – почти каждый месяц. – Стом швырнул в воду раковину, посчитал, сколько раз она подпрыгнула. – Меня от этой чертовой рыбы уже с души воротит.

– Есть места, где чума встречается гораздо реже, – вскользь заметил Джефф.

– Точно, – сказал Тед. – Я слышал, что на севере есть и такие места, где о ней знают только понаслышке.

– Наверно, есть. Интересно, куда в таком случае подевались все старики? – поинтересовался Стом.

– Может быть, так и живут себе на севере. Носа оттуда не высовывают, чтобы эту чуму случайно не подцепить.

– Дерьмо. – Стом швырнул следующую раковину. Она оказалась тяжелой и подпрыгнула всего один раз. – Не понимаю, что за смысл коптить небо так долго? Мне и так кажется, будто я живу уже целую вечность. – Бравада в его голосе была явно наигранной.

– Брось, – сказал Джефф. – Если б тебе предложили пожить годик-другой сверх положенного, ты бы не отказался.

– Болтал бы ты поменьше. – Стом поджал губы, задумался, рассеянно разглядывая рябь на поверхности воды. – Может быть, да, а может быть – нет, – сказал он наконец. – Мне иногда хочется понять, как это выглядит – жить долго. Что это значит для тебя, например? Ты знаешь до хрена всяких интересных вещей.

– Когда разразилась война, мне был уже тридцать один год, а я все еще продолжал учиться, – объяснил Джефф.

– Прилежный малыш, – похвалил его Стом и снова о чем-то задумался. – У тебя все время что-нибудь болит, – сказал он после паузы. – По утрам ты едва можешь ходить. Расплата за долгую жизнь, а?

– Нет, это болезнь. Мы с ней вместе родились. Мне приходилось знавать действительно старых людей, которым было уже за сто; у них нигде ничего не болело.

– Я тоже знал таких, – сказал Тед. – Послушай, Стом, ведь перед войной ты уже был достаточно взрослым. Разве ты не помнишь своих дедушек, бабушек, и все такое?

– Не-а, – ответил тот.. – Знаешь, я же воспитывался в интернате для сирот, в Тампе. Говорили, что моя мать была шлюхой. Ее кто-то ухлопал, когда я был грудным младенцем. – Он швырнул в море очередную ракушку. – Конечно, мне случалось видеть стариков. На улице, за окном. Но ни с одним из них я не был знаком.

– Мне кажется, – осторожно начал Джефф, – то, что сейчас происходит, не имеет никакого отношения к Чарли. Я думаю, чума – это просто болезнь, и когда-нибудь люди перестанут болеть.

К его удивлению, Стом согласно кивнул головой:

– Я думал об этом. Тогда наступят плохие времена. Хлопот не оберешься. – Он бросил на Теда острый взгляд. – Надеюсь, вы оба будете держать язык за зубами. Насчет того, как я смотрю на это.