Сергей Болотников - Снег за окном

Сергей Болотников

Снег за окном

Снег, снег за окном. Мягкий, пушистый и одновременно колкий, жесткий. Снег метет, снег падает, он заваливает окна, оседает толстым, мертвым слоем на подоконнике. Плохо видно, но вся улица тоже в снегу, он танцует в слабом умирающем свете уличных фонарей. Свет колеблется, играет, но не в силах охватить улицу, он уже не может отхватить свой кусок мостовой у тьмы. Он слаб, потому что на него нашлась большая управа, чем ночь. На улицу приходит рассвет. Слабый, зимний, красноватый, он прогоняет тьму и приглушает фонари. Фонари это знают. Они не сопротивляются и скоро погаснут. Их ночь прошла. Но она настанет вновь. Сероватый свет бьет в глаза, мешает уснуть, а с улицы несется надрывный гул сотен машин. Рев, гудки, скрежет шин по льдистой мостовой. Город. И его проклятье. Там, на улице, машины несутся вперед. Вялые сонные водители за рулем. Они плохо видят, ведь стекла машин заморожены. Но они несутся, и ноги у них давят на газ, и если они собьют кого-нибудь на мостовой, то это не их вина. Это вина города. И снега. Кручусь в постели, отчаянно пинаю ногами скомканное одеяло. Неприятная, потная ткань, одеяло выбивается из простыни липким ворсистым языком, щекочет ноги, неприятно. Поверх одеяла еще одно, что сползло на бок и свешивается с кровати. Тяжелое, оно тянет вниз и остальное. Еще раз поворачиваюсь, засовываю руку под подушку. Так удобнее. Пусть под подушкой всего лишь голый, полосатый матрас со странными желтоватыми пятнами, да и простыня сползла, все равно так удобней. Спать. Тяжелый утренний сон, в который проваливаешься, как в яму. В черную, глубокую, и ты останешься в ней надолго, может, до двенадцати, а может, до трех. Иногда кажется, что кровать - это большая, налитая чернью губка, в которую погружаются все твои сны. И чем больше ты спишь, тем сильнее она наполняется. Сны падают сквозь кровать, кошмарные и добрые, серые и цветные. Пусть говорят, что цветные сны снятся только сумасшедшим. Я знаю - это не так. А кровать впитывает их, принимает в себя, затем потихоньку испаряет, поднимает вверх серыми удушливыми испарениями. И стоит теперь на нее лечь, как тебя тут же начинает клонить в сон. Тяжелый и серый, от которого трудно проснуться, даже если в глаза бьет светлое майское утро. Наверное, это зима виновата. Или этот снег, серый и пустой, что скрывает всю грязь и мерзость, накопившуюся за лето. Снег играет в прятки, не дает увидеть истину нашего мира. Снег пуст. Он Пустота. Жарко. Открыть ли форточку? Впрочем нет, шум машин прорвется сюда, заметается над потолком с трещиной в штукатурке. Он вонзится в уши, поднимет, уничтожит сон. Лучше уж терпеть. Все равно надо вставать. Маленький красный будильник на полке. Почему он так стрекочет? Почему не был слышен этой ночью? Почему? Стук, стук, стук - мерный механический ритм. Будильник неутомим, у него есть цель. Он отсчитывает минуты приходящего дня. И ему наплевать, что его стук отзывается тяжелыми ударами глубоко в мозгу. Надо вставать. Надо вставать и идти в новый день, пусть он будет таким серым, холодным и равнодушным. Зима всегда равнодушна и холодна. Пинаю простыню и ощущаю, как выбивается поролон из матраса. Нет, уже не уснуть, это маленькое красное чудище решило все-таки меня поднять. Стук, стук, стук. Невозможно терпеть. На улице кто-то орет. Разносится мат, который с трудом пробивает оцепенелую утреннюю тишину. Все, сна больше нет. Он еще придет, попозже. Чуть-чуть. Отпихиваю одеяло и осторожно сажусь на краю кровати. В глазах плавает сероватый дымок сна. Сквозь него различаю себя. Утро, очередное хмурое утро. Пустое. Странное ощущение. Кажется, голова подвешена отдельно от тела на длинных серебристых нитях. Я вижу себя, но это не тело поддерживает рассудок. Сознание предпочитает плавать в стороне или в глубине, как вам угодно. Снег идет на улице. Снег и тут, в сероватой дымке. Вижу, как ноги самостоятельно ищут тапочки. Странно, я им этого не приказывал. Пусть, так надо. Пол холодный и деревянный, можно засадить занозу, если пройдешь голыми пятками. Шлепанцы клетчатые, но внутри гладкие, кожаные. Жаль, хотелось бы немного уюта в это серое утро. Осторожно сжимаю голову руками и окидываю взглядом пространство. Маленькая комнатушка. Крохотная, и дышать в ней нечем. Обилие мебели, потекшие желтоватые обои на стенах и доски, торчащие из-за каждого шкафа. Это реальность. В ней я живу, и ничего не изменить. Но почему все так мерзко и чуждо с утра? Возле кровати ковер. Коричнево-серый, и некая птица на нем падает. То есть, возможно, она должна взлетать или делать воздушный пируэт, но мне всегда кажется одно: птица падает. Падает безостановочно, в бездонную серую пропасть, может быть, заполненную колкими ледяными крупинками. Стол. Компьютер в углу. Сейчас он выглядит грязным и потертым. Его не хочется касаться. Он напоминает пустые бутылки на столе, что остались после вчерашнего празднества, потерявшие привлекательность, от одного вида которых тянет на рвоту. Сижу на кровати и пялюсь мутным взором в глубину квартиры. Вспоминаю сегодняшний сон, утренний, приснившийся перед самым рассветом. Во сне белые-белые улицы. Сверху падает снег и окружающие дома мутны, нерезки. Они темны и холодны, и ни одно световое окошко не прерывает поверхность черного монолита. Стреляют собак. Я слышу резкие залпы ружей и испуганный, агонизирующий вой попавших под дробь дворняг. Псы сразу не умирают, горе-охотники не могут точно попасть. Собаки лают, воют, и их истеричные вопли эхом возносятся к крышам домов. Во сне я выглядываю в окно. Там белый снег, искрящийся под яркими лучами фонарей. Во сне они ярки, как маленькие солнца. Синие и беспощадные. На белую искрящуюся пустоту выскакивает одинокая собака, и я понимаю, что она осталась одна. Ее морда в крови, а глаза безумно сверкают. Она останавливается посреди улицы и издает тоскливый надрывный вой. Последний тихо умирает наверху, в кружащейся тьме. И никто не отзывается, никто. Только одинокий вопль оставшейся без собратьев собаки. Так и мы периодически кричим, только можем позволить себе кричать беззвучно. Я отхожу от окна. Я боюсь, знаю, что сейчас произойдет, не хочу это видеть. Выстрел. И тишина. Может быть, пустота, а затем грубый отрывистый смех. Лающие звуки, прыгающие по стенам. Я понимаю, что они собираются делать, они убили всех псов, а теперь хотят стрелять по окнам. Я знаю это и боюсь, боюсь, что стекло сейчас разобьется. С тем и просыпаюсь. Сейчас, сидя на краю скрипучей, шаткой постели, помню лишь черного пса, медленно кружащего по ослепительной белизне. Странно. Что это может значить? Но надо вставать и идти, срочно приказать телу двигаться. Что же было вчера? Все то же самое.