Джо Холдеман - Бесконечный мир

Они встретились снова примерно в двадцати километрах ниже по склону горы, возле продовольственного магазинчика и кабака. Кабак был закрыт, но там оставался один из завсегдатаев – лежал, скрючившись под столиком на улице, и безмятежно храпел. Солдатики не стали его будить.

Следующая часть миссии представляла собой злодейское надругательство, измысленное каким-то непроспавшимся гением, которого разобрала досада на то, что в эту ночь больше никого не удалось взять в плен. Солдатики вернулись наверх и методично извели весь урожай на полях, принадлежавших трем семьям сбежавших партизан.

Две семьи владели плантациями кофейных деревьев, так что Джулиан приказал своим людям просто выкорчевать кусты и побросать на поле – возможно, уже на следующий день их посадят обратно.

Имущество третьей семьи состояло из единственного в городке магазинчика скобяных товаров. Если бы Джулиан спросил у координатора, что с ним делать – ему, наверное, приказали бы поджечь магазин. Так что он не стал лишний раз спрашивать, а просто выломал двери и вместе с тремя другими солдатиками разбросал весь товар по улицам городка. Пусть местные жители сами разбираются, стоит ли уважать право собственности сбежавшего партизана.

Большинство поселян за эту ночь устали возиться с солдатиками, а кроме того, они получили сообщение, что солдатики не собираются никого убивать, если их на это не провоцировать. И все же двое самонадеянных снайперов вылезли со своими лазерами и собрались пострелять, но у солдатиков были в запасе транквилизирующие стрелки.

Пак, новенький в группе, парень с наклонностями убийцы, доставил Джулиану некоторые неприятности. Он вздумал возражать против применения стрелок – что было равнозначно неподчинению приказу в боевых условиях, а это серьезное нарушение субординации, подсудное дело. Но и тогда, когда ему все же пришлось взяться за транквилизирующие стрелки, Пак стал целиться снайперу в глаз – от чего тот, несомненно, должен был погибнуть. Джулиан вовремя это заметил и мысленно приказал Паку прекратить стрельбу, а снайпера препоручил Клоду, который стрельнул тому в плечо.

Таким образом, как демонстрация силы миссия удалась вполне, только Джулиан все думал – к чему все это? Для жителей городка действия солдатиков выглядели диким, бессмысленным вандализмом. Возможно, Джулиан и должен был сжечь дотла магазинчик и уничтожить на корню всякую растительность на землях двух фермеров. Но он решил, что сдержанное проявление силы подействует куда лучше. Джулиан написал лазером на побеленной стене магазинчика на правильном испанском (проконсультировался у координатора): «По праву следовало бы казнить двенадцать из вас за то, что вы убили двенадцать наших. Пусть такое больше не повторится!»

Когда я вернулся домой – в следующий четверг, – то нашел под дверью записку:

«Подарок прекрасен. Вчера вечером я ходила на концерт только ради того, чтобы надеть его и похвастаться. Два человека спросили, от кого это. Я напустила таинственности, сказав: „От друга“.

Так вот, друг мой, я приняла важное решение. Надеюсь, в какой-то мере это будет подарком для тебя. Я уезжаю в Гвадалахару, ставить себе имплантат.

Я не стала ждать, когда ты вернешься, и обсуждать это с тобой – потому что не хотела делить с тобой ответственность на случай, если что-то пойдет не так. Я очень вдохновилась, узнав о случае, который произошел совсем недавно – это касается законов о людях с имплантатами.

Собственно, случилось вот что. Один человек из Остина поставил себе имплантат, и за это его выкинули с работы. А он подал в суд – обвинил работодателей в дискриминации имплантированных по закону о труде. Суд решил дело в его пользу, так что по меньшей мере какое-то время мне не грозит опасность потерять работу, если я поеду и сделаю это.

Я прекрасно все знаю об опасности для здоровья и понимаю, как это легкомысленно для женщины моих лет и социального положения – идти на такой риск из одной только ревности. Я не могу смириться, что никогда не стану для тебя тем же, чем была Карелии, и не смогу разделить твою жизнь так, как разделяют Канди и другие, хотя ты утверждаешь, что даже не любишь эту женщину.

Не стоит об этом спорить. Я вернусь в понедельник или во вторник. Отметим наш юбилей? . С любовью – Амелия».

Я прочитал записку два раза, а потом кинулся к телефону. Позвонил Амелии – никто не ответил. Тогда я прокрутил то, что было на автоответчике, и нашел послание, которого больше всего боялся:

«Сеньор Класс, ваше имя и номер нам предоставила сеньора Амелия Хардинг, чтобы мы могли связаться с вами в случае необходимости. Она также дала нам координаты профессора Хайеса. Сеньора профессор Хардинг прибыла к нам, в „Clinica de cirugia restorativa у aumentativa de Guadalajara“, на операцию по вживлению „puente mental“, который вы называете имплантатом. Операция прошла не вполне успешно, и сеньора Хардинг сейчас полностью парализована. Она дышит самостоятельно и способна воспринимать зрительные и слуховые раздражители, но говорить она не может. Мы должны обсудить с вами некоторые вопросы. Сеньора Хардинг назвала вас как ближайшего родственника. Мое имя – Родриго Спенсер, я заведующий хирургическим отделением по вживлению и пересадке мозговых имплантатов». Дальше он давал свой номер и адрес.

Это послание пришло в субботу вечером. Следующее было от Хайеса, в понедельник – он говорил, что узнал мой график работы и не станет ничего предпринимать, пока я не вернусь. Я быстро побрился, переоделся и позвонил ему домой.

Было еще только десять вечера, но Хайес ответил, не включая видимости. Когда он услышал, что это я, на экране появилось его заспанное лицо – я явно вытащил его из постели.

– Джулиан… Прости, у меня сейчас необычный график работы – нас тестируют перед большим прыжком. Инженеры не отпускали меня до трех ночи.

– Ничего, все нормально.

– Слушай, я насчет Блейз… Я знаю, вы были друзьями. И понимаю, почему она старалась соблюдать осторожность, даже одобряю ее, но, надеюсь, между нами из-за этого не будет никаких недоразумений, о'кей? – он улыбнулся вымученной улыбкой, лицо его болезненно исказилось.

– Конечно. Я думал…

– Так что там насчет Гвадалахары?

– Знаешь, я до сих пор в шоке. Я поеду в город и сяду на первый же поезд – два часа, может, четыре – смотря какое там расписание… Нет, я лучше сперва позвоню на базу и узнаю насчет самолета.

– А когда приедешь туда?

– Мне нужно будет переговорить с людьми. У меня есть имплантат, но я не сильно разбираюсь в самих этих операциях. Понимаешь, меня призвали на службу, и выбора у меня не было. Узнаю, можно ли с ней поговорить.

– Сынок, мне сказали – она не может говорить. Она парализована.