Джо Холдеман - Бесконечный мир

Это было похоже на картину ада, как его описывал Данте: повсюду валялись искалеченные, окровавленные тела, тысячи людей метались в клубах ядовитого дыма, охваченные диким ужасом и отчаянием, ослепленные слезоточивым газом, корчились в спазмах неудержимой рвоты. У части моего Я голова шла кругом от невыносимого ужаса, мне хотелось развернуться и бежать отсюда, самым надежным способом – просто потеряв сознание – и пусть беснующаяся толпа рвет на куски этого чертова солдатика. Но моя группа тоже была не в лучшем состоянии, а я не мог бросить их – это было бы предательством.

Координатор велела нам выбираться из толпы, возвращаться обратно на площадь, откуда нас заберут так быстро, как только получится. Мы могли бы улететь прямо отсюда, поскольку толпа вокруг нас изрядно поредела, но не хотели снова раздражать народ видом летунов и боевых вертолетов. Так что мы просто подобрали четырех обездвиженных солдатиков и отступили, непобежденные, сохраняя боевые порядки.

По пути я сообщил координатору, что собираюсь подать рапорт об отчислении Пака из действующей армии в связи с психологическим несоответствием – и это самое малое, что он заслужил. Координатор, естественно, услышала и мои настоящие мысли, не оформленные в слова: «Этого ублюдка надо отдать под трибунал за убийства, как военного преступника. Но это, увы, невозможно».

Я, конечно, все это понимал, но сказал только, что не желаю больше видеть его в своей группе, даже если из-за этого отказа на меня будет наложено служебное взыскание. Остальные ребята в группе тоже порядком от него натерпелись, хватит. Чего бы ради его ни впихивали в нашу дружную семью, сегодняшние действия Пака убедительно доказали, что нельзя было этого делать.

Координатор сказала, что будут учтены все обстоятельства дела, в том числе и моя собственная эмоциональная неуравновешенность во время этого заявления.

И мне приказали сразу же после отключения явиться на беседу к психологу. Неуравновешенность? А как, интересно, я должен был бы себя чувствовать после соучастия в массовом убийстве?

Впрочем, поразмыслив, я решил, что ответственность за массовую бойню лежит все же не на нас. Мы сделали все, чему нас учили на тренировочных занятиях, применили все свое умение для того, чтобы свести потери к минимуму. Но вот смерть одного конкретного человека – того мальчишки, которого я застрелил… Я никак не мог перестать об этом думать. Сосредоточенный взгляд мальчишки, который целился и стрелял, целился и стрелял… Мой прицел, скользнувший с его головы к коленям, и – в то самое мгновение, когда я нажал на курок – мальчишка раздраженно нахмурился оттого, что его толкнули. Колени паренька ударились о мостовую как раз тогда, когда моя пуля разорвала его сердце, и еще мгновение на его лице сохранялось то же недовольное выражение. А потом он упал вперед и умер прежде, чем его лицо соприкоснулось с землей.

В это мгновение во мне тоже что-то умерло. Невзирая на чуть запоздавшее вливание коктейля успокаивающих лекарств. Я знал, что есть только один способ избавиться от этого кошмарного воспоминания.

Но Джулиан ошибался. Первое, что сказал ему психотерапевт:

– Как вы знаете, мы можем выборочно стереть некоторые воспоминания. Мы можем заставить вас забыть о том, что вы убили этого мальчика, – доктор Джефферсон был чернокожий, лет на двадцать старше Джулиана. Разговаривая, он теребил клочок седой бородки. – Но это не так просто, как могло бы показаться. Некоторые чувственные ассоциации убрать мы не сможем, поскольку просто невозможно отследить все нейроны, задействованные в этих переживаниях.

_ Я, наверное, и не хотел бы это забыть, – проронил Джулиан. – Теперь это часть меня. Хуже я стал от этого или лучше – не знаю.

– Не лучше – и вы сами это понимаете. Если бы вы были человеком такого склада, который может, не задумываясь, убить кого-нибудь и пойти дальше, армейское командование направило бы вас в группу охотников и убийц.

Они сидели в обшитом деревянными панелями уютном кабинете психотерапевтического отделения в Портобелло. Стены кабинета были украшены яркими национальными орнаментами и шерстяными ковриками. Джулиан не сдержал внезапного порыва и потрогал грубую шерсть одного из ковриков.

– Если даже я забуду об этом, парнишка все равно останется мертвым. Это как-то неправильно.

– Что вы имеете в виду?

– Это мое горе, мой грех. Он ведь был всего лишь ребенком, который попал в…

– Джулиан, у него было оружие, и он поливал огнем все вокруг. Возможно, убив его, вы тем самым спасли множество других жизней.

– Не наших жизней. Мы-то были здесь в безопасности.

– Хорошо, вы спасли жизнь многим мирным людям. И вряд ли вам пойдет на пользу, если вы будете думать о нем как о невинном, беспомощном ребенке. У него было опасное оружие, и он не контролировал своих Действий.

– Я тоже был вооружен. И я контролировал свои Действия. Я целился так, чтобы только вывести его из строя.

– Тем больше оснований для вас не обвинять себя понапрасну.

– Скажите, вы когда-нибудь кого-нибудь убивали. – Джефферсон покачал головой – одним быстрым движением. – Тогда вы этого не поймете. Это все равно что потерять девственность. Ладно, можно уничтожить память о событии, но от этого девственность не возвратится. «Чувственные ассоциации», как вы говорите, никуда не денутся. А может, я почувствую себя еще больше испоганенным? Если не смогу проследить эти ощущения до причины, их вызвавшей?

– Могу только сказать, что у некоторых людей это срабатывает.

– Ага… У некоторых – но не у всех, так?

– Не у всех. Медицина – наука не точная.

– Тогда извините, доктор, – я отказываюсь от подчистки памяти.

Джефферсон полистал бумаги, лежащие у него на столе.

– Вам могут и не позволить отказаться.

– Я могу ослушаться приказа. Это не бой. А от нескольких месяцев в тюрьме для военных мне ничего не сделается.

– Все не так просто, как вам кажется, Джулиан. – Доктор принялся перечислять, загибая пальцы: – Во-первых, в тюрьме для военных вы вполне можете погибнуть. Солдат-пехотинцев отбирают по агрессивности, а механиков они не любят. Во-вторых, тюремное заключение может стать началом катастрофы в вашей служебной карьере. Неужели вы думаете, что в Техасском университете будут рады предоставить работу бывшему зеку, да еще и чернокожему? И в-третьих, вы, возможно, и не имеете права отказаться от лечения. Потому что у вас выявлены стойкие суицидальные тенденции. И я могу…

– Разве я хоть раз заикнулся о самоубийстве? Когда же это?

– Возможно, и никогда, – доктор взял нижний листок из стопки и подал Джулиану. – Вот, посмотрите, это – ваш личностный профиль. Прерывистая линия показывает средний уровень значений для мужчин вашего возраста, в год их призыва в армию. Посмотрите на высоту столбика над «Су».