Борис Штерн - Кто там?

В периоды смутных времен, когда «ни мира, ни войны», когда все цивилизованные Братья-по-Разуму сидят в обороне, оградившись колючими демаркационными линиями; когда кажется, что сама Вселенная не знает, что делать — сжиматься или расширяться; когда в такой взрывоопасной международной обстановке тащишь на буксире тяжелую баржу, по завязку загруженную мешками с картошкой и армейской тушенкой, — гляди в оба! В такие мирные времена можно запросто подвергнуться слепому артналету, залететь в минные поля или, того хуже, напороться на голодную засаду только что вышедших из колыбели варваров, которые ставят силовые ловушки, нападают на воинские склады и мародерствуют в окраинных галактиках, — одинокая баржа с тушенкой для них лакомая добыча.

Примерно так думал инспектор Бел Амор, перегоняя продовольствие на край Вселенной к новому форпосту землепроходцев. Старина Стабилизатор (робот, сдвинутый по фазе и давно отслуживший жизненный ресурс, но преданный хозяину, как верный пес) охранял баржу с тыла, бормоча стихи на черном ящике среди мешков с картошкой у старинной, как кремниевое ружье, спаренной противопланетной установки — из такой разве что астероиды крошить. Сдвиг по фазе заключался в том, что после третьего капитального ремонта в позитронных катушках робота что-то перепуталось, и бедняга Стабилизатор вдруг принялся сочинять какие-то идиотские вирши (они до сих пор хранятся в Центральном Архиве Охраны Среды) о смысле бытия. Например, стихотворение:

И так далее…

Когда— то в юности Бел Амор тоже пописывал стишки, но давно уже не разбирался в поэзии. Сейчас он хотел побыстрее выйти в космос, чтобы скрыться с глаз непрошенных наблюдателей, -однажды к ним уже приблизилась подозрительная яхта без опознавательных знаков, но не посмела напасть; а потом за ними кто-то погнался, отчаянно сигналя: "Стой! Туда нельзя! ", но быстро отстал.

Углубившись в открытый космос, Бел Амор спрямил путь, чтобы выгадать световой день, вскрыл липкую от солидола банку консервов, умыл руки, подцепил ложкой кусок тушенки… как вдруг обнаружил прямо по курсу обширный оптический омут промеж четырех пар зеркальных дрейфующих квазаров. Тушенка застряла у Бел Амора в горле. Он успел отвернуть фотонный буксир в сторону небольшой, зато такой понятной черной дыры, которая мирно рентгенировала неподалеку, ловя пролетающий мусор, — в нее, на крайний случай, можно было бы провалиться и вызвать спасателей — но громоздкая баржа продолжала плыть по инерции, а потом вильнула, как хвост собакой, и затянула буксир прямо в омут — лишь черный ящик под Стабилизатором успел взвыть, оглашая внутреннюю тревогу для всех служб Охраны Среды… взвыл и захлебнулся.

«Значит, кто-то клюнул», — подумал Бел Амор.

Из уравнений постэнштейновской теории единого поля всем известно, что в тихих омутах черти водятся. Стабилизатор рассказывал, как однажды выловил из шестиметрового болотца матерого вурдалака, который тут же набросился на Стабилизатора, стремясь попить кровушки, а потом, когда его вязали, матерился на чем свет стоит, — но одно дело рыбацкие байки и заумная асимметричная математика параллельных миров, и совсем другое — самому угодить в зеркальный казуистический объект… на этот счет даже инструкций не существует, кроме одной, негласной: "Сиди тихо и не высовывайся! "

Бел Амор задраил иллюминаторы, застегнул все пуговицы, кнопки и молнии и осторожно выглянул.

Со всех сторон, как огни на болоте, светили зеркальные квазары, а в тихом омуте стояла гнетущая тишина — ни гравитационных всплесков, ни голодного рентгеновского щелкания черных дыр, ни ветерка, ни дуновенья — только окончательно поврежденный Стабилизатор хрипел:

Вскоре Стабилизатор заткнулся и уже не подавал признаков жизни. Силовой трос лопнул, а баржа кувыркалась неподалеку, выбрасывая из пробитой кормы облака картошки с консервами. Не появлялись пока ни бесы, ни призраки, ни вурдалаки, но Бел Амор знал их повадки: клюнули и затаились.

Что ж, на такой рыбалке, где тебя поймала какая-то нечистая сила, следовало оставаться невозмутимым и действовать по принципу «кто кого пересидит» — то есть ждать, когда эта самая нечисть сама себя проявит.

Бел Амор съел полную банку тушенки, не наелся, облизал ложку и прислушался к своим ощущениям… но ничего нового или странного в себе не обнаружил. Он был таким, как всегда: звезд с неба руками не хватал, за наградами не гонялся, но любую опасную ситуацию пытался обернуть если не на пользу, то и не во вред себе.

Опять выглянул… какая-то Тень-Отца-Гамлета вроде бы прошла мимо буксира, оглянулась и исчезла…

Но, может быть, ему показалось.

Значит, землепроходцам на дальнем форпосте придется потерпеть, пока для них не снарядят другую баржу, другой буксир и другого инспектора; а ему, Бел Амору, следует оставаться на месте и ждать черт-те чего: начальства, экспертов, персональной охраны, медицинских обследований и средневековых анализов на бешенство. Если все счастливо закончится, ему, пожалуй, за все страдания дадут орденок… но Бел Амор отогнал эту бездельную мысль — сейчас первым делом следовало выяснить пространственные параметры этой лужи, чтобы стало понятней: кто же все-таки клюнул?

Первыми, к неудовольствию Бел Амора, появились не патрули Охраны Среды, а худющие и нечесаные дезертиры на своих драндулетах. Это бродячее племя стихийных борцов за мир обладало способностью становиться плоскими, как лист бумаги, — их можно было просовывать хоть под дверь, а уж в фотонную теплушку укладывать стопками целую армию. Вояками они были смелыми, но невезучими: в атаку шли ребром, невидимо для врага, но при малейшем гравитационном ветерке их разворачивало поперек мировых меридианов, и тогда они гибли пачками; в разведке же их губило много шелесту после просачивания на спиртовые склады противника. Они терпеть не могли воевать, но — что поделаешь! — чтобы выйти в обжитый космос из своей провинции, им приходилось вербоваться в первые подвернувшиеся во Вселенной армии, получать аванс, а после первого боя дезертировать и добывать пропитание бродяжничеством и мелким воровством.