Станислав Синицын - Жажда всевластия

Библиотека, она же и столовая, и она же гостиная — самая чопорная, псевдоклассическая комната в доме. В углу даже имеется камин, дрова в котором аккуратно загораются к моему приходу и столь же педантично гаснут, когда я выхожу из комнаты. Несколько кресел у большого экрана в другом углу, книги по стенам, неподъемный на вид стол в центре.

Сейчас на нем сервирован ужин. Лакей (я не стал выдумывать ему имени) стоит рядом. Когда я его заказывал, нужен был собеседник для застольных разговоров, которого не хотелось бы посадить рядом. Поэтому у этой прихотливой конструкции, одетой в смокинг, четыре руки и вместо лица — морда енота. Зато он умеет вежливо прислуживать и отвечать.

— Как прошел день? — Он подвигает мне стул и снимает крышку с суповой тарелки.

— Оглушительно. — У меня не было настроения выслушивать сочувственные замечания (молоточки в голове: проект Жени Запольского надо разворачивать на полную, дать под отработку мощностей — эти кристаллы должны, обязаны держать частоту, сколько бы мы на них ни навесили).

— Полагаю, это выражение указывает на положительные эмоции. По дому никаких происшествий не зафиксировано. Желаете просмотреть новости?

— М-м...

— Прошу. — Экран распахивается окном в студию.

— Данные акции не могут быть очередной рядовой попыткой упрочить положение главенствующей группировки. Это указывает на общий кризис в китайском руководстве. — Аналитик с честным лицом, но продажной репутацией, пытался доказать, что в Китае скоро будет политический кризис и через кордон снова хлынут толпы переселенцев, которых трудно отличить от беженцев. Отсюда следовала необходимость срочных превентивных мер к китайской диаспоре и укреплению границы. Мысли были не первой свежести. В 2012-м еле отбились, чуть до ракет дело не дошло, а ведь там легкие гражданские беспорядки были, всего-то на несколько миллионов переселившихся. Даже рост производства не остановился. Нет, чтоб с ними в мире жить — надо доказать, что для них же самих любое телодвижение в нашу сторону просто убыточно. Что тогда и сделали.

— Поищи по другим каналам, что дельного говорят в сети. — И вот передо мною лица других комментаторов, наверное, столь же неподкупных. Они толково и профессионально распутывают интригу, приведшую к таким неприятностям для Нанкинского клана. С этим все более или менее понятно.

На выходных, когда есть настроение, я вызываю к телевизору Премудрого Сверчка — помесь кузнечика с богомолом полуметровой высоты с умными фасеточными глазами, зеленовато-коричневым хитином, привычкой жестикулировать лапами во время разговора и «курить» одну и ту же сигару. Собственных мозгов у него почти что и нет, это еще одна ипостась домового, но с ней особенно приятно говорить и спорить.

— Дальше что было?

Другая пара енотовых лап, выглядывающих из белоснежных манжет, ловко ставит вторую перемену блюд.

— Блокада дорог в Италии.

— Давай. — Придорожные служащие в который раз за этот год стояли на всех перекрестках крепкими озабоченными пикетами и размахивали плакатами. Их интересовала не столько зарплата, сколько условия работы. Боялись вытеснения андроидными роботами. Да уж. Никому от этого не уйти, если машина делает что-то лучше тебя, остается только поднимать лозунги экологической чистоты, идти в новые луддиты или гуманисты. Не важно, главное, что экономических аргументов у них почти что и нет.

— Там еще носорог был?

— Именно так. — Картинка на экране услужливо меняется: расплодили таки шерстистого. Из нескольких оттаявших туш, раскопанных по случаю очередной заполярной стройки, выделили обрывки генетических цепочек, потом как-то слепили, склеили, подправили. И вот этот детеныш (носороженок?) вполне успешно ходит по вольеру и сосет молоко у приемной африканской матери. А обещали сделать еще пять лет назад.

— Вы закончили? — Лакей, косясь на пустые тарелки, осведомляется обычным нейтральным голосом.

— Да, уволакивай все это.

Теперь надо хоть полчасика поспать, прямо тут, вот только переползу в кресло у камина и засну. Прикрываю глаза, свет послушно притухает, и на книгах мечутся только отсветы каминного огня. Медленно проваливаюсь в темноту (а между висками шевеление мысли: Памеженцева слишком паникует — надо будет ее остудить, пусть завтра-послезавтра что-нибудь попроще собирать будет).

Когда тихонько начинают бить каминные часы, еще не хочется открывать глаза, с периферии сознания выползает эта гаденькая мысль, что мы теперь не лучшие игроки, что нас можно почти что выгнать, как тех служащих кафе, превратить в бледные безвластные тени. Так уже поступили с брокерами. Поблизости шевелится и ответ — надо быстрее работать, иначе нас сметут: какие-нибудь идиоты заиграются с ИИ, и мы просто станем ему не нужны, вернее, не всегда нужны, как борзые собаки требуются охотнику только на праздниках.

— Вы уже не спите? — Чего ему надо, ах да, я же сам требовал.

— Не сплю.

— Вы желали решить сегодня некоторые финансовые вопросы? — Глотка у лакея достаточно гибкая, есть даже подобие голосовых связок, но когда он слишком широко открывает пасть — видно черное небо, собачий язык, и трудно понять, как он может членораздельно болтать. Достаточно смешно, хотя постоянно забываю об этом и каждый раз несколько секунд недоумения обеспечены.

— Да. Ставь сюда. — Раскрытый ноутбук опускается на столик и демонстрирует состояние моих финансов.

Печалиться поводов вроде нет, но и особенно радоваться тоже. Я остаюсь государственным служащим, бизнесом заниматься по-прежнему не могу. Зарплата капает очень приличная, тактические расходы опасений не внушают. Вот только живу я в государственном домике, и если попрут меня, то сбережений еле хватит на подобную хатку. И даже на нее скопить не удалось бы, отсеки меня от доли в разрабатываемых проектах. Кто допускает обычного служащего к доле в прибылях? Но капитализм принимает у нас порою головокружительные формы: работаем мы на государство, оно нам и оборудование, и охрану. Зарплату только слишком высокую платить надо, чтобы работники не разлетелись с секретами в клювиках, а на это всегда скупятся. Вот денежку от прибыли трудовой коллектив получает и делит между собой. При нужде нам бы и официально могли бы такие деньги платить или гайки позавинчивали бы совсем, сделали из института шарашку, — тогда сидели бы мы на обычных ставках. Но здесь нас в который раз выручает внешнее давление — чтобы сам дьявол не мог разобраться, частная у нас лавочка или государственная, и тем иск родной стране учинить, приходится господам чиновникам в народный капитализм играть.

Деньги, если их не вкладывать, имеют нехорошее свойство таять, поэтому сейчас меня интересовала покупка участка земли. Небольшого, с полгектара, туда должна ухнуть треть моих сбережений. Под пальцами щелкают клавиши, и вот передо мной клочок площади Земли. Достаточно далеко от города и разных промышленных объектов, но коммуникации подведены. Поблизости уже сделали покупки еще три десятка человек из института.