Герберт Франке - Клетка для орхидей

— Я считаю, нет больше никакого смысла, — сказал Рене.

— Думаешь, все уничтожено? — спросил Ал.

— От города, во всяком, случае ничего не осталось. Ал испытующе поглядел на него.

— А ты помнишь, между прочим, воздушные миражи? Рене его вопрос ошеломил.

— Да, это объяснило бы все! Как я мог забыть! Ты думаешь, камни и песок — снова обман?

— Проверим немедленно.

— Почва настоящая, — установил Рене, оказавшись внизу. Он наклонился, поднял пригоршню песка и пропустил сквозь пальцы.

Ал прошлепал на несколько шагов дальше и принялся водить по песку ногами. Немного погодя подозвал к себе Рене.

— Твое мнение?

Рене опустился на колени и ощупал гладкую поверхность, появившуюся из-под слоя песка.

— Пластик, — сказал он. — Та же пластиковая субстанция, из которой прежде состояли валуны у моря и на равнине.

— Думаю, смысл все-таки есть, — заметил Ал.

Рене ответил непонимающим взглядом.

— Думаю, есть смысл здесь осмотреться, — пояснил Ал. — Существует что-то, вызывающее эти изменения. Ведь пластик искусственного происхождения.

— Теперь я понимаю. — Рене поднялся и вытер руки о штанины. — Они еще здесь. Они живы, и это они наполнили всю долину такой субстанцией. Но с какой целью?

— Может быть, прикрыли ею что-то, находящееся внизу?

— Потрясающее решение, — признал Рене. — За какие-то две недели! Мы кое-что упустили!

Они медленно поплелись к склону горы.

— Какая мерзость этот песок, — пожаловался Рене и тут же встрепенулся: — Послушай, Ал! А откуда он, вообще говоря, берется?

— Легко догадаться! — Ал весело улыбнулся. — Радиоактивная зола, опустившаяся после распада атомного гриба.

Рене испугался, кинулся вперед и вскочил на каменную плиту.

Ал неторопливо последовал за ним.

— Держу пари, что вся поверхность тут радиоактивна. Ничего ты не выиграл.

И он удовлетворенно проследил, как меняется выражение лица Рене. Потом сказал:

— Разве излучение нам повредит? Не забывай, что старые правила не действуют!

Рене с облегчением перевел дух.

— Странно как-то, — произнес он. — Надо сперва привыкнуть.

— Мне тоже не по себе, — согласился Ал, догнав Рене и вместе с ним карабкаясь вверх по склону. — Но история с радиоактивностью еще из самых простых. Тем более что излучения ты все равно не ощутишь. Нам надо просто не обращать на него внимания. По сути дела, нас ничто не заставляет сохранять прежний уровень наших чувств. К примеру, разве может нам повредить стужа? Если она нам надоест, просто отключим ее на шкале восприятий! Правда, если станет жарко, я не советовал бы тебе этого делать.

Рене был растерян, но не подавал виду.

— Конечно, жара другое дело. Но можно все-таки значительно изменить порог боли. А как насчет зрения? Нет ли смысла увеличить видимую область спектра? Например, ультрафиолетовую?

— Но если нам не приходится больше придерживаться правил, отчего мы не используем более подходящие модели? У которых и зрение и слух лучше?

— Других подходящих нет. Старые, из времен запуска ракет, не годны к применению. Их способность к приспособлению была мала, хотя по объему восприятия впечатлений они нас превосходили. Нам пришлось бы выдумать что-то новое, и на это потребовалось бы много времени. Хотя не исключено, что нам все же придется этим заняться. Но есть еще одна причина: такая модель воспринимает совершенно другие впечатления, чем мы с нашими органами чувств. Знал бы ты, сколько времени требуется для адаптации человеческого мозга в новых условиях! Ведь мы реагируем быстро и уверенно только до тех пор, пока «перерабатываем» привычные впечатления. Это нельзя упускать из вида.

Они снова оказались на искусственной платформе. Безжизненное пространство впереди производило неописуемо тоскливое впечатление. А теперь, когда они поняли, что внизу скрыто нечто с непонятными для них побуждениями и намерениями, прибавилось ощущение неясной угрозы.

Ал несколько минут не произносил ни слова. Ветер прижимал ткань костюма к телу. Поежившись, он поднял воротник куртки.

— Мне холодно, — заметил он, — но странное дело: ощущение это мне приятно. И без особой нужды я никаких корректив по шкале вносить не буду.

— Со мной происходит то же самое, — ответил Рене. — Ощущение такое, будто решаешь серьезную задачу. И должен показать, на что способен, встретившись с серьезным противником.

— Нам необходимо сперва привыкнуть к этому, — сказал Ал. — Ведь, в сущности, невероятная случайность, что именно нам довелось здесь столкнуться с явлениями, совершенно не похожими на известные нам до сих пор.

— А вдруг другие тоже встречали нечто подобное, но особого внимания не обращали? И сдавались, как Дон, Джек и Хейко?

Удивительное чувство овладело Алом: у него вдруг возникла мысль, что живут они не в привычном мире, где все поддается объяснению, а в мире манящих тайн и загадок.

— Разве не может быть так… — прошептал он. — Я хочу сказать: разве не может в мироздании обнаружиться еще много неизведанного? Много такого, чем стоит увлечься, если заняться им всерьез?

Рене не смог ответить на вопрос друга, но впервые понял, почему ход мыслей Ала бывал столь причудлив.

Вертолет нес их над радиоактивной пустыней. Ветер сотрясал машину, то приподнимал ее, то резко опускал. Их мотало туда-сюда. Как и в похожих ситуациях на Земле, им казалось, будто какая-то подземная сила приподнимает навстречу им весь видимый ландшафт.

— Ты допускаешь возможность существования щита, как тогда, над городом? — спросил Рене.

— Да, — ответил Ал, уставившись в мерцающую пустоту.

— И что тогда?

— Тогда мы потащим приборы на себе.

Против ожиданий они беспрепятственно летели дальше. Ничто их не удерживало, никакие миражи не заманивали.

Ал потянул на себя руль управления.

— Опускаюсь.

Он взял курс на просторную каменную площадку. Из маленьких дырочек в ней вздымались фонтанчики песка. Он мягко сел, открыл дверь и спрыгнул. Принюхался. Странное дело: здесь тоже пахло тимьяном.

Рене передал Алу ящики со взрывчаткой, переносной столик с сейсмографом. Ал вынул капсулы и отнес метров на двадцать от площадки. Здесь он закопал их в почву и отошел со взрывным шнуром к вертолету. Одну клемму он закрепил в батарее, а другую заземлил.

Рене установил сейсмограф и решил для пробы включить. На бегущей ленте показалась слегка волнистая, линия. Он занервничал, начал проверять надежность прибора.

— Что случилось? — спросил Ал.

— Защитный слой слишком слабый, — объяснил Рене.

— И что это значит?

— Под почвой происходят непрерывные сотрясения. И прибор их воспринимает. Поэтому нулевая линия волнистая. Но колебания здесь гораздо слабее, нежели в других местах.