Кэролайн Черри - Черневог

— Ее беспокоили лешие?

— Ее беспокоила тишина. Поэтому она и собиралась попытаться прямо из дома…

— Что? Что она собиралась попытаться? Саша, черт возьми, не заставляй меня вытягивать из тебя ответы. Говори быстрее! Что именно она написала? И что она сказала о своих намерениях?

— Она не сказала, и я не уверен, знала ли она это сама.

— Боже мой! И это колдуны! Тогда — угадай, разве это уж так трудно? Скажи мне, что все-таки происходит между вами двумя! Я ничего не пойму!

— Да нет, ничего.

— Черта с два! — Ему никогда не хотелось кричать на мальчика, он никогда не хотел показаться неразумным, и от этого только терял голову. — Черт побери, ну дай мне хотя бы предположение, дай мне хоть что-нибудь, мне все равно что! Только скажи мне, что творится в голове у моей жены. И какое отношение ко всему этому имеет банник?

— Он объявился сразу после твоего исчезновения. Она звала тебя и хотела вернуть назад, но… кругом была тишина…

— Это ты уже говорил. А что с банником?

— Мы оба расспрашивали его, и он показал нам лишь ветки, покрытые колючками. Ивешка не поверила ему.

— Так значит, показал вам колючки. — Что-то внутри него сопротивлялось желанию стащить Сашу с лошади и хорошенько встряхнуть. И это же самое чувство заставляло задавать ему вопросы разумно и терпеливо. Он только чуть вздрогнул от холодка, когда промочи ноги о сырую траву, как только они миновали пустой причал и продолжили путь по дороге. — Что ты хочешь сказать, когда говоришь «показал вам колючки»?

— Ведь с ним не бывает того разговора, к которому мы обычно привыкли. Вместо ответов он представляет тебе лишь виденья.

— Так почему же, черт возьми, мы с тобой не задали ему вопрос? Разве мы так боялись его? Может быть он показал ей что-то неизвестное тебе, а может быть…

— Это был не тот самый банник, который жил здесь раньше. Она не верила ему. Но ты прав, это ничего не говорит о том, что она не могла пойти туда, после того как я ушел в лес. Она могла расспросить его сама.

Она наверняка это сделала, отрешенно подумал Петр. Она всегда делала что-то не так.

—… Или же она могла получить ответ от леших, — сказал Саша. — Это тоже вполне вероятно. То, что после этого она упаковала вещи, мы и так знаем. Она ушла около полудня, это мы можем предположить по изменению ветра, по оставленному хлебу и по многому другому, и я вполне определенно думаю, что она могла слышать меня ночью, когда я сообщил ей, что нашел тебя, а это еще больше укрепило ее намерения предпринять это путешествие.

— Прекрасно! Это на самом деле просто прекрасно, Саша!

— Не совсем, потому что ей это было необходимо.

— И это сказано в той записке?

— В записке лишь сказано, что она уверена в том, что мы отправимся вслед за ней, а она очень не хочет этого. Это же говорит и о том, что она не намерена запретить нам сделать это, поскольку вообще не уверена в своей правоте.

— Ивешка никогда не думает, что права. Скорее река потечет вспять, чем она согласится с этим. Куда она отправилась?

— Там этого не сказано.

— Не сказано, не сказано… Ради Бога, ведь она оставила тебе записку! Она должна была написать об этом.

— Я уже сказал тебе, что в ней было.

— Там должно было быть что-то еще. Ты, видимо, не понял, когда читал.

— Любое письмо имеет ограниченный смысл.

— Ну-ну. Тогда эта записка бесполезна, верно? Что в ней проку, если там не говорится самого важного?

На этот раз Саша ничего не ответил.

— Я скажу тебе, что мне хотелось бы знать прежде всего, — сказал Петр после того как немного успокоился. — Я хочу знать, где сейчас находится наш старый приятель, который обычно проводит время под ивами, и уверяю тебя, что сейчас он отсутствует в своей пещере.

— Я думаю, что это приятное местечко нам следует проверить, — сказал Саша. — Это еще одна причина, по которой я хочу пройти именно этим путем.

— И, кроме всего, мы знаем, что теперь появилась еще одно проклятое существо — в нашей бане! Банник говорил что-нибудь о реке? Он наверняка хотел употребить меня на ужин!

— Я не думаю, что это мог быть водяной. Но я не верю ему. Это не совсем тот банник, который бы нам подошел. Ведь считается, что все они очень старые, а этот как раз молодой.

Это были оборотни, подумал Петр. Только Бог знает, как они выглядели. Любой из них мог прийти в дом в облике Ууламетса, или Саши, или даже в его собственном. А Малыш, который мог бы распознать подобные существа, был вместе с ними в лесу. Ведь Малыш рычал на банника, если в тот момент его рычанье вообще что-нибудь означало. Он качнулся на болотистой почве, но удержал равновесие, ухватившись за коня.

— Я вот что скажу тебе, — начал он, делая торопливый вдох после быстрой ходьбы, — ты говорил, что едва ли отважишься усомниться в чем-то? Так вот я, могу. Сомнения — это мой конек. Я сомневаюсь во всем, что на вид идет хорошо. И я сомневаюсь, что мы знаем, что делаем сейчас. Я сомневаюсь, что мы сможем найти хоть что-то в пещере этой старой змеи, и я сомневаюсь, что моя жена находится сейчас в здравом уме. Этого достаточно?

— Вполне, — признался Саша.

Постепенно дорога вдоль реки превратилась в узкую тропу, пролегающую под мертвыми деревьями, которая постепенно выродилась в заросшую кустами трясину. Саша едва держался на спине Волка, в голове у него гудело от усталости и монотонного шума воды. Время спуталось. Он желал, чтобы и Волк и Петр уверенно шли, ступая там где следовало, и не стремились следовать за Малышом, который не имел понятия ни о каких препятствиях, которые с легкостью преодолевал. Один лишь миг — и он был уже на другой стороне, или на полпути к холму, или там, где ему заблагорассудится быть. Он нередко приходил в замешательство от того, что никто не решался следовать за ним, и его не интересовало, что они были полумертвыми от истощения.

— Малыш! — позвал его Саша, желая, чтобы он нашел хотя бы Ивешку и не оставлял ее одну, но Малыш не обращал на него никакого внимания. Он продолжал петлять вокруг них, то приближаясь, то удаляясь по своему обыкновению, не считаясь ни с какими желаниями. А время от времени он забирался на Волка, особенно тогда, когда движение по заболоченному пространству вовсе замедлялось, и сидел там, пока они не выбирались на твердую землю.

Саша продолжал думать о том, что этот путь был выбран неверно: недавние дожди еще больше ухудшили это и без того гиблое место. Он с отчаянной безнадежностью желал им набраться сил с тем, чтобы продолжить путь, желал, чтобы Волк не затащил его под густые колючие ветки, желал, чтобы благополучно закончился их путь через это бесконечное переплетение лабиринтов и тупиков, где под ногами была топкая земля, покрытая водой, по колено в которой, чертыхаясь и едва не падая, брел Петр.