Кэролайн Черри - Черневог

Страх узнать ответ мог препятствовать самой возможности его получения, действуя столь же эффективно, как и в случае с лешими. Или же причиной неуспеха могли быть его собственные желания, которые спасали молодого и наивного колдуна от катастрофы. Его собственные мысли ходили по этому замкнутому кругу, хотя он и подозревал, что как раз то самое, что Петр называл его проклятым беспокойством, чрезмерно возросшим за последние годы, и могло быть той самой защитой, которая спасла Петру жизнь в самом начале этих бед, соткало ту самую паутиной желаний, которая не дала оборотню завести Петра в западню и помогла им добраться до леших до того, как Черневог смог сам освободиться от сна. Петр мог позволить себе иронически относиться к их попыткам постигнуть чье-то волшебство, наблюдая, как два колдуна рядом с ним в течение нескольких лет беспокоятся о нем будто курицы-наседки.

Возможно, что колдуны о себе заботятся слишком мало.

Однако можно предположить, как особый пример, что Ивешка заботится только о себе. Можно предположить…

Хотя с годами Ивешка становилась наоборот все более обреченной и обидчивой. Ее состояние беспокоило Петра, беспокоило Петра так сильно, что Саша регулярно замечал это. Петр очень изменился с тех пор, как они покинули Воджвод.

Эта мысль испугала его, испугала так ужасно, что он подумал: «Что Ивешка сделала ему?"

Он подумал и о том, что Ивешка все время чего-то боялась. Она хотела так много сделать для счастья Петра… но ее побег в лес, ее поведение…

Она больше всего боялась использовать то, что она знала.

Волшебство. Ее знанием было волшебство русалки, а не простое колдовство.

Господи…

И тут он подумал о том, что они оба, и он, и она, так и не расстались со своими сердцами.

Раздался ужасный треск, лодка врезалась во что-то, и поперечная перекладина, ограждавшая руль, подскочила вверх. Ивешка ухватилась за нее и со страхом уставилась в темноту, в окружавшие ее деревья, чьи ветки почти целиком накрыли нос лодки и трещали, ломаясь о борта и парус. Она хотела, чтобы лодка освободилась, хотела как можно скорее выйти из этого затруднительного положения, прежде чем лодка прочно осядет на мели, так, что никакое колдовство не поможет сдвинуть ее с места.

Но рядом был ее отец, который прошептал:

— Все хорошо, все хорошо, дочка. Как раз сюда лодка и должна была прийти.

— Куда? — Она не видела ничего, кроме очертаний деревьев, ивовых кустов, склонившихся над водой и запутанного переплетения густых веток, в которые лодка врезалась так основательно, что у нее не было надежд высвободить ее. Она очень хотела, чтобы Петр оказался сейчас рядом с ней, и еще, с отчаянной безнадежностью, она хотела, чтобы здесь оказался и Саша, потому что у нее было ужасное ощущение, что она может больше никогда не увидеть их вновь. В эту ночь, на этом странном берегу, ей казалось, что она все глубже и глубже погружалась во что-то бесконечно протяженное и не имевшее законченной формы, и если в первый момент она с готовностью пошла на этот риск ради спасения Петра, то сейчас она потеряла уверенность в том, что у нее вообще был хоть какой-то выбор. — Куда мы идем? — спросила она. — Папа?

Она вновь была маленьким ребенком, сердитым и обманутым.

— Не сомневайся, — прошептал отец-призрак. — Разве я не учил тебя, как поступают в подобных случаях?

Ночью он выглядел почти как в жизни, его тень, будто обретшая реальность, выделялась на темном фоне ивовых веток. Лодка почти не двигалась, ее нос оказался в ловушке.

В следующий момент ей показалось, что тень отца как-то изменилась, начала опускаться в воду и отдаляться от нее.

— Папа? — позвала она и в тот же момент обнаружила, что стоит совсем одна на палубе лодки, окутанной со всех сторон, будто саваном, ветками ивы.

— Я так никогда и не смог дать тебе совет, — прошептал призрак откуда-то издалека. — Очень опасно, дочка, становиться взрослой и вести себя таким образом: ты всегда предполагала, что можешь сама найти верный путь, и не слушала моих советов. Ты называла это свободой, хотя ты еще до сих пор следуешь чужим путем, сама не осознавая этого. А есть ли у тебя хотя бы представление о своем собственном пути?

— Ты никогда не давал мне возможности понять, чего же я хочу на самом деле!

— Но ты никогда не могла отличить моих желаний от своих. Поэтому ты отвергала все, даже собственный здравый смысл. Теперь-то ты понимаешь?

— Папа, то, что ты говоришь, не имеет вообще никакого смысла!

— Я не могу задерживаться здесь. Я не могу сказать тебе… самое главное… Что за чертовщина!

— Папа?

Она смогла услышать лишь треск и скрип лодки, шелест листьев, да плеск воды о борта.

И ничего больше.

— Папа, почему ты привел меня сюда? Ради Бога, скажи, что ты хотел, чтобы я сделала?… Черт побери, папа, вернись назад!

Только ивы вздыхали, склоняясь друг к другу. Наконец она почувствовала, что здесь было что-то еще, что указывало ей направление и являло собой некий зловещий смысл происходящего, скрытый в темной лесной глуши.

Это было волшебство. Она знала, как можно было почувствовать его: почти неуловимое, неслышное и опасное желание, заставляющее ее покинуть лодку и пойти вперед. Оно уверяло ее в полной безопасности, оно предлагало ей…

Господи, да ведь она покинула дом с чувством опасности, ей казалось, что она отправляется в лес, чтобы проверить леших, и вот с тех пор все пошло не так. Прежде всего, перед ней предстал отец, который завел ее именно сюда, он сказал ей, что у нее будет ребенок, о котором она до того и не подозревала. Она никогда не задумывалась о детях: ведь она всегда считала себя такой молодой, что даже не строила таких планов. Но теперь, кажется, это случилось, и ее жизнь изменилась, на этот раз по чьему-то принуждению, почти так же, как когда-то отец принуждал ее изменить свою жизнь, пытаясь заставить и ее, и Кави делать все только так, как нравилось ему. Этот незапланированный ребенок был чертовски глупой ошибкой. Ведь она не задумывалась над такой возможностью, и поэтому едва ли желала воспротивиться этому. А теперь это случилось.

Она оказалась в ужасной ситуации, вынужденная теперь задумываться о том, чего, по ее убеждению, не должно было никогда произойти… а папа…

Папа привел ее лодку в это страшное место, прочитал ей нотацию о том, что пора браться за ум, и куда-то исчез. Папа хотел этого, папа хотел того, и вся ее жизнь, казалось, состояла сплошь из одних его желаний, а затем… он предложил ей сделать выбор.

Но она не хотела иметь никаких дел и с Черневогом. Папа хотел этого ребенка. Папа всегда чего-то хотел, а было это хорошо или плохо, узнать у него было нельзя…

Но ребенок, рожденный от колдуньи, сущее бедствие для нее и ужасная опасность для Петра. Это был конец их намерениям устроить свою жизнь так, как они намеревались.