Максин МакАртур - Время будущее

– Я хотел бы поблагодарить штат этой станции за то, что они, рискуя жизнью, спасли наш корабль и нас.

Я со стыдом подумала о корыстных мотивах, двигавших мною. Рэйчел, Клоос и Флорида тоже обратили на меня свои взоры, и мне стало совсем не по себе.

– Надеюсь, что в будущем, – продолжал Гриффис, – мы сумеем отплатить вам за все то доброе, что вы для нас сделали. Мы хотим принести пользу здесь, на станции, принять участие в работах на Иокасте. – Он склонил голову и встал на свое место.

Свет в помещении медленно погас. Я включила голоэмиттеры.

Звездное поле приблизилось к нам. Расположение небесных светил, должно быть, показалось прибывшим на Иокасту членам экипажа «Калипсо» очень непривычным и странным.

Как только был запущен контейнер с прахом, заиграла музыка.

Был выбран старый Земной Гимн. Почти ежегодно кто-нибудь предлагал сменить мелодию, утверждая, что она устарела, но все альтернативные предложения проваливались во время голосования. Афрокарибский ритм, эпические симфонические фразы, тонкие азиатские напевы, исполняемые на народных инструментах, создавали экстатическую эмоциональную атмосферу. Для наших гостей, которые слышали эту музыку впервые, она была необычна и нова. Но мы знали, что мелодия эта существует уже почти целое столетие.

Контейнер превратился в сгусток яркой пыли и исчез из виду. Тогда перед нами появилась полуокружность в призрачной бледной дымке ореола. Это была наша небольшая планета, которую торы превратили в пустыню. Она была окружена тонким слоем атмосферы, непригодной для дыхания.

Голоэмиттеры работали нормально. С тех пор как появились сэрасы, мы лишись активного спутника-ретранслятора, вращавшегося вокруг планеты, однако датчики следили за скорбным контейнером и выводили его изображение на наши экраны.

Яркая точка медленно прошла над нашими головами и направилась туда, где ее ожидало вечное забвение. Хор грянул Земной Гимн, разрывая сердца и давая нам в полной мере ощутить тяжесть утраты.

Я мысленно вернулась далеко в прошлое, вспомнив этот ритм и запахи детства, когда слизь сэрасов еще не испортила моего обоняния. Это были похороны Деморы: толпы людей вокруг нашего дома, незнакомые мне кузены, играющие на веранде, и пролитое липкое, сладкое вино в жаркий солнечный день. У меня не сохранилось воспоминаний о похоронах отца. Эльвира сказала, что моя мать должна обязательно взять меня с собой на похороны, что я имею право проводить отца в последний путь. Но мама заявила, что не хочет расстраивать меня. Однако теперь, оглядываясь назад, я думаю, что это был просто ее способ противостоять властной Эльвире. Вот так она и похоронила отца одна, и я даже не попрощалась с ним.

Туманная оболочка планеты поглотила контейнер с прахом. На секунду крошечное светящееся пятно стало большим и более ярким, а затем совсем исчезло. Сквозь пелену выступивших на глазах слез контуры планеты и звезд казались размытыми.

Мелодия Земного Гимна еще долгое время звучала у меня в ушах. Я слышала ее, принося соболезнования, когда церемония прощания уже закончилась. Слышала, принимая сотни протестов от владельцев предприятий, находившихся в спицах, которые сейчас эвакуировали, и от штатных сотрудников, которые из-за режима изоляции не могли добраться до своих исследовательских лабораторий. Протесты, которые дошли до меня, были всего лишь малой толикой жалоб, с которыми теперь днем и ночью работал соответствующий отдел. Эвакуируемым сообщили, что это учебная тревога. Никто, конечно, не верил в это. Я очень надеялась, что кчин все еще в центре. Эвакуация вот-вот должна была закончиться, и Мердок мог переходить к разработке и осуществлению задуманной им операции.

А что же Квотермейн? Служба безопасности повсюду искала его, но ей не удалось обнаружить никаких его следов. Как доказали бесчисленные нелегальные жители Иокасты, на станции было множество укромных мест, где можно надежно спрятаться. Если бы я захотела скрыться, я, пожалуй, спустилась бы в подпалубное пространство, там легче всего избежать обнаружения. Под главной магистралью и зданиями каждого кольца располагается лабиринт трубопроводов и лазов, там проходят рециркуляционные каналы, ячейки2 по сбору отходов, коммуникационные кабели. Я даже не спрашивала Мердока, поручал ли он своим сотрудникам обыскать пространство под палубами. На это потребовалось бы несколько месяцев, а за это время пропавший и сам мог объявиться. Если его не заставит сделать это повышенная радиация, то допекут голод и насекомые-паразиты. Однако Квотермейн вряд ли станет прятаться под палубой.

Так где же он сейчас? И почему не вошел в контакт с нами? Послав к черту работающий со сбоями душ в нашем жилом блоке, я отодвинула в сторону свою порцию из космического рациона и начала барабанить пальцами по краю стола – единственной свободной на нем поверхности.

Квотермейн находился в складском отсеке примерно в то время, когда был убит Кевет. В отличие от Мердока я все еще не верила, что Брин замешан в преступлении, поэтому мне было очень трудно понять причину, которая заставляла Квотермейна прятаться от нас. Кого он боялся? Меня задевала за живое одна мысль о том, что он не доверял мне до такой степени, что Даже не пришел посоветоваться со мной.

Подойдя к окну, через которое днем свет проникал в помещение, я выглянула в него, но, конечно, не увидела звезд, а только белую панель. Мне стало очень одиноко. Я находилась посреди космоса и перед сном даже не могла увидеть звезд, выглянув в окно, – то звездное пространство, которое было мне так хорошо знакомо по виду, открывавшемуся из обсерватории. Это были созвездия, которые можно наблюдать и с Земли. До появления на Иокасте членов экипажа «Калипсо» я не вспоминала о Земле месяцами. Но теперь мне казалось, что звезды, которые можно видеть с Иокасты, очень близко расположены к моей родной планете, что они пахнут ею и я могла бы уловить этот запах, если бы мое обоняние не было испорчено…

Мои непосредственные воспоминания о Земле связаны с детством, поскольку большую часть своей взрослой жизни я провела вдали от дома. Эти воспоминания отрывочны и фрагментарны, но очень красочны и ярки. Они похожи на короткие стихотворения…

Я зря потратила десять минут на поиски в своей комнате поэтического сборника под названием «Сидя в реке». Мой отец написал эту книгу, должно быть, когда я была совсем маленькой, поскольку он умер, когда мне исполнилось десять лет, и слова «малышка с глазами словно облачное небо» в одном из его стихотворений, вероятно, относились ко мне. Стихотворения представляли собой простые повествовательные монологи или краткую игру слов и возвращали меня к пейзажам и образам моего прошлого. Они вызывали в моей памяти воспоминания о красной пыли сухого сезона, такой мягкой и приятной, когда идешь по ней босыми ногами; о моих одетых в старомодны акриловые платья деревенских тетях, успевавших приготовит обед, присмотреть за детьми и узнать новости в Интернете. Я помню их постоянное наставление: «Не подходи близко к реке» и дорожку дрожащего лунного света на воде, над которой далеко разносились голоса друзей, чьи лица уже стерлись в моей памяти.