Бен Бова - Орион и завоеватель (Орион - 4)

- Но зачем ему это нужно?

- Афиняне по-прежнему считают себя самыми сильными среди греков. Улыбка Аристотеля сделалась многозначительной. - И мешают всякой другой силе возвыситься настолько, чтобы бросить им вызов. Пользуясь персидским золотом, Афины стремятся ограничить власть Филиппа.

- Чтобы удержать свое главенство среди греческих городов?

Аристотель кивнул.

- Со своей стороны Филипп полагает, что должен покорить Афины, иначе этот город уничтожит Македонию.

- Это правда?

- Да, в понимании Филиппа и Демосфена.

- А для тебя?

- Я угадываю за всем этим руку великого царя. Подобно его предкам, новый Дарий страшится объединения Греции. Всех греков может объединить только Филипп, поэтому молодой Царь Царей подталкивает Афины и все остальные города к союзу против Македонии. Он видит в Филиппе угрозу Персидскому царству.

- Я слышал, люди поговаривают, что города побережья следует отобрать у Персии, но всегда считал эти речи пустыми.

Аристотель сразу сделался весьма серьезным.

- Орион, Македонии суждено объединить греков и покорить персов. И если мы не сделаем этого, Греция навсегда останется разрозненной, страдающей от раздоров, как варварские балканские племена.

Должно быть, я невольно открыл рот. Тщедушный философ, подслеповатый знаток муравьев и моральных норм одобрял выступление Филиппа против величайшего государства мира.

- А теперь мы дошли до причины всех войн, - проговорил Аристотель. Она столь же естественна, как поведение льва, преследующего оленя. Убивай сам - или убьют тебя. Мир будет устроен либо так, как хотим мы, либо так, как хотят они. Или мы уничтожим персов, или они уничтожат нас.

- Но ведь персы пытались покорить Афины целых полтора столетия назад? Я недоумевал. - И не сумели этого сделать.

- Не сумели, - согласился Аристотель. - Ну, что значит полтора века для человечества? И даже тысяча лет? Я говорю об истории, Орион, о приливах и отливах человеческих свершений, которые занимают тысячи лет. Персы могут позволить себе проявлять терпение; колоссальная и беспредельно богатая держава неторопливо, по зернышку, перетирает нас. Персы заплатили Спарте, чтобы та победила Афины, а когда спартанцы сделались слишком могущественными, озолотили Фивы, чтобы те победили лакедемонян.

- А теперь подстрекают Афины и Фивы к войне против нас, - сказал я.

- Именно. Каждый год понемногу подтачивает наши силы, каждое новое поколение становится слабее прежнего. Когда-нибудь греки ослабеют настолько, что персы завоюют, поглотят нашу страну.

- Если мы не покорим сперва их державу сейчас.

- Совершенно верно, - отвечал Аристотель. - Греки и персы не могут мирно соседствовать. Кто-то должен победить: или мы, или они. Третьего не дано.

- Ты в этом уверен?

Аристотель торжественно наклонил голову:

- Именно для этого я и воспитывал Александра... чтобы он покорил мир.

_Чтобы он покорил мир?_

Быть может, Аристотель и дал царевичу воспитание, достойное завоевателя Персидского царства, что в глазах ученого было равнозначно покорению мира, но Александр может победить персов лишь силами объединенной Греции, и только Филипп способен собрать все греческие государства под рукой Македонии. И при этом Олимпиада преднамеренно стремится восстановить Александра против отца.

- Почему, - спросил я у царицы, когда она в очередной раз призвала меня на свое ложе, - почему ты все время стараешься заставить Александра возненавидеть Филиппа?

- Орион, ты задаешь слишком много вопросов. - Олимпиада лениво обвила рукой мою шею.

Я провел большим пальцем по ее очаровательному горлу.

- Я хочу знать.

Глаза ее расширились.

- Ты смеешь угрожать мне?

- Говори, - шепнул я, слегка сдавливая ее гортань.

Один из питонов царицы скользнул мне на спину. Я прижался к Олимпиаде.

- Твоему удаву придется раздавить нас обоих.

Возле моего лица зашипела гадюка.

- Яд действует не мгновенно, я успею сломать тебе шею, - шепнул я.

Глаза царицы сверкнули змеиным блеском. И тут мне показалось, что из этих зеленых как яшма глаз на меня смотрит совсем иная особа.

- Мне еще не приходилось умирать, Орион. На что это похоже?

Должно быть, я улыбнулся, так как она сказала:

- О, ты ведь умирал несчетное число раз. Или ты не помнишь? Нет, куда тебе.

Одно слово всплыло в моей памяти. Имя. Осирис. Улыбка моя сделалась шире.

- Да, Осирис. Бог, который осенью умирает, а весной возрождается. Орион, ты был им в другой жизни. И Прометеем. Ты помнишь своих собратьев?

- В ледниковый период, - смутно припомнил я битву на снежных просторах в несказанно далекие времена. - Там была Аня.

- А умирать интересно? - спросила Олимпиада-Гера. Пальцы мои ощутили, как зачастил пульс на ее горле. - Это волнует?

При всем своем старании я не мог "припомнить ничего определенного о своих ранних воплощениях. И тут я понял, что происходит.

- Ты играешь со мной, - проговорил я. - Играешь с моим рассудком.

Но мысли Геры по-прежнему были обращены к смерти.

- Скажи мне, Орион, какова смерть? На что похоже это самое опасное в жизни приключение?

Я вспомнил свое падение по бесконечному жерлу шахты в расплавленные недра земли... Вспомнил когти пещерного медведя, раздиравшего мое тело на части...

- Главное - это боль, - сказал я. - Все мои смерти были мучительны.

- А потом все начинается сначала: новая жизнь, потом новая смерть. Какое это имеет значение?

Она стала Герой и не изображала больше колдунью-Олимпиаду. Сбросив личину, она явила мне облик богини, одной из творцов. Подперев голову рукой, согнутой в локте, Гера царапнула красным ногтем по моей груди:

- В чем дело, тварь? Только не говори мне, что ты устал от жизни.

- Зачем я живу?

- Зачем? - Она расхохоталась. - Чтобы служить тем, кто тебя сотворил. В этом смысл твоей жизни. Исполняй мою волю.

Я смотрел на темный потолок, стараясь не видеть ее, и спросил:

- И какова же она?

- Проследишь, чтобы юный сорвиголова царевич Александр протянул свою руку как можно дальше.

- Твой сын?

- Сын Олимпиады, - поправила она.

- А каково было тебе рожать? - осведомился я.

- Не знаю, - отвечала она надменно. - В этом я не участвовала. Мне и в голову не пришло становиться настолько женщиной.

- Итак... - я помедлил, отыскивая слова, - ты обитаешь в теле Олимпиады, лишь когда хочешь?

Снова зазвучал презрительный смех:

- И не старайся понять тех, кто выше тебя, Орион. Мы - иные.

- Кто это - мы?

- Творцы. Твой рассудок не в состоянии осознать, насколько велика наша мощь, не стоит даже пытаться. - Потом Гера прижалась ко мне и повела рукой по животу, опуская ее все ниже и ниже. - Твое дело исполнять мои желания, тварь.

- В постели это сделать достаточно просто, - отозвался я, все еще не глядя на нее. Я смирил в себе желание, стремясь узнать побольше. - Что мне делать с Александром и Филиппом?