Бен Бова - Орион и завоеватель (Орион - 4)

- Посол Свертакету, варвар Орион, следуйте за мной.

Воин не был похож на перса, он был более смуглый и рослый, чем хрупкие разряженные придворные, главенствовавшие при дворе Дария. Более того, в Парсе я еще не видел такого; он мог сравниться со мной и весом, и ростом.

Шестеро столь же рослых воинов зашли сзади, и он повел нас из приемного зала под полуденное солнце.

- Куда мы идем? - осведомился Кету.

- Куда велено, - резко ответил воин.

- Так куда же это? - продолжил расспросы Кету.

- Здесь во дворце вас ждет один из рабов великого царя, тоже грек.

- Откуда ты родом? - спросил я.

Воин повернулся, одарив меня холодным взглядом.

- Какая тебе разница?

- Ты не похож на перса. Твоя речь звучит по-другому.

Тем временем мы вышли на солнечный свет к мощеной площади, отделявшей приемный зал от дворца.

- Я родом из Мидии, с высоких гор, где поклонники старой веры еще жгут свои священные огни. Мидийцы некогда покорили Вавилон и создали эту великую империю.

Голос его казался ровным и бесстрастным. И все же в нем чувствовалось раздражение и затаенная обида.

- Значит, ты из рода Кира Великого? - спросил Кету, причем это было скорее утверждение, чем вопрос. - Века миновали с той поры, когда Кир основал Персидское царство.

- Да. Сегодня мидийцы всего лишь одно из многих племен, которые объединены в царство. Но мы служим великому царю, наследнику Кира. Мы служим и помним прошлое.

Я усмотрел в этом еще один признак неурядиц в государстве. Похоже, что огромное Персидское царство прогнило изнутри. Быть может, Александр в конце концов и сумеет покорить Персию.

Но все эти мысли немедленно вылетели из моей головы, когда я увидел греческого раба, к которому привел нас мидиец.

Это был Демосфен.

- Незачем так удивляться, Орион, - сказал он. Афинянин сидел в уютном, мягком кресле. В дальнем углу роскошного помещения стояла рабыня. Посреди комнаты на столе я увидел огромную чашу с фруктами, пузатый серебряный кувшин запотел от холодного вина. Облаченный в длинное шерстяное одеяние темно-синего цвета, Демосфен явно неплохо себя чувствовал, к нему вернулась прежняя самоуверенность. А возможно, он держался так потому, что имел дело со мной, а не со вспыльчивым Александром. И все же афинянин поседел, его глаза беспокойно бегали под кустистыми бровями.

- Ты знал, что я получаю золото от великого царя, - проговорил Демосфен, откидываясь назад в своем кресле.

- Но я не знал, что ты его слуга.

- Я служу Афинам, - отрезал Демосфен, - и демократии.

- Неужели Царь Царей - сторонник демократии?

Демосфен смущенно улыбнулся:

- Великий царь поддерживает всех врагов Филиппа.

- Значит, тебя изгнали? - спросил Кету.

Улыбка грека сделалась мрачной.

- Нет еще, но друзья Филиппа усердно добиваются, чтобы собрание подвергло меня остракизму. Таков ваш царь: сулил мир и дружбу, а сам, подучив глупцов, нанес мне удар в спину.

- Почему ты послал за нами? - спросил Кету.

Словно бы вдруг вспомнив о вежливости, Демосфен указал на кресло:

- Садитесь, устраивайтесь поудобнее. Рабыня! Принеси чаши для моих гостей.

Кету сел. Я подошел к окну и посмотрел вниз. В очаровательном дворцовом садике трудились оборванные темнокожие рабы. Открылась дверь, из нее вышел мидиец со своими шестью сотоварищами.

- Почему ты призвал нас? - повторил я вопрос Кету.

- Теперь я советник великого царя... Как здесь говорят, ухо его обращено ко мне. Дарий хочет знать мое мнение. И я должен услышать предложения Филиппа из уст самого посла Царя Царей.

- Тогда я здесь не нужен, - сказал я.

- Нет, у меня и для тебя есть дело, - проговорил Демосфен.

- А именно?

- Сначала я поговорю с послом.

Рабыня принесла чаши, разлила вино... Холодное и терпкое, оно тем не менее согрело меня.

Кету повторил предложения и требования Филиппа практически слово в слово.

- Этого я и ожидал, - нервно моргнув, пробормотал Демосфен, когда посол закончил речь.

- Что ты посоветуешь Царю Царей? - спросил Кету.

- Об этом я скажу только самому Дарию, а не тебе, - отвечал афинянин с прежней надменностью. - Ты узнаешь о решении Царя Царей, когда он захочет этого.

Я решил, что, пожалуй, догадываюсь, какой совет даст Дарию Демосфен: острова и города не отдавать, но в войну не вступать. Демосфену нужно, чтобы Филипп начал войну, тогда он скажет своим афинянам, что царь Македонии - варвар, который желает утопить в крови целый мир.

Демосфен посмотрел на меня, словно прочитал мои мысли.

- Ты не любишь меня, так ведь, Орион?

- Я служу Филиппу, - отвечал я.

- Ты думаешь, что я предаю Афины? И всех греков?

- Я думаю, что, как бы ты ни убеждал себя в обратном, служишь ты Царю Царей.

- Правильно! - Он вскочил на ноги и повернулся ко мне лицом. - Я наймусь на службу к самим фуриям и хаосу, если только это будет полезно Афинам.

- Но ты сказал, что Афины более не прислушиваются к твоему голосу, не нуждаются в твоих советах.

- Это не важно. Беда демократии в том и состоит, что людей так легко можно сбить с толку, направить по ложному пути.

- Понятно. Демократия хороша, пока люди делают то, что ты хочешь. А когда они голосуют против тебя, то ошибаются.

- Но в основном люди глупы, - сказал Демосфен. - А стаду нужен пастух, который знает, что делать.

- И это демократия? - спросил я.

- Пусть люди думают что хотят, но я служу Афинам и демократии! И буду использовать на благо своего дела и Царя Царей, и рыбу морскую, и птиц небесных, если они помогут мне сразиться с Филиппом и его незаконнорожденным сыном.

Я улыбнулся:

- У тебя был шанс сразиться с ним при Херонее.

Укол ни в малой степени не задел его.

- Я политик, Орион, а не воин. Я понял это при Херонее. И теперь сражаюсь более привычным мне способом. Но я еще одолею Филиппа!

- А я - воин, а не политик, - отвечал я. - Но хочу задать тебе один вопрос: какая власть безопаснее для Афин с их разлюбезной демократией великого царя или Филиппа?

Он расхохотался:

- Да, ты не политик. Ты видишь мир или черным, или белым.

- Я жду ответа.

- Великий царь оставит в покое Афины и прочие греческие города, когда исчезнет угроза, которую представляет Филипп. Дарий хочет, чтобы города Ионии оставались в его империи. И пусть будет так - зато Афины сохранят свободу.

В разговор вступил Кету:

- Это сама сущность политики: чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. Раздавай и принимай - милости, дары... даже города.

- Аристотель говорил мне, - сказал я, - что Персидское царство неминуемо поглотит всю Грецию. Афиняне сделаются подданными великого царя, как жители Эфеса и других ионийских городов.

Демосфен нахмурился:

- Аристотель - македонец.

- Ты не прав, - возразил Кету.

- Ну и что? - пожал плечами Демосфен. - Его родной город уже давно входит в состав Македонии.