Рэй Брэдбери - Дело жизни Хуана Диаса

Рэй Бредбери

Дело жизни Хуана Диаса

Филомена хлопнула дощатой дверью с такой силой, что свеча погасла - она и ее плачущие дети оказались в темноте. Теперь оставалось только смотреть в окно: глиняные домики, вымощенные булыжником улицы, по которым с лопатой на плече поднимался могильщик. Пока он, свернув на кладбище, не исчез, лунный свет играл на голубом металле.

- Mamasita (1), что случилось? - Филепе, старший сын, которому только что исполнилось девять, дернул Филомену за подол. Потому что этот странный мрачный человек ничего не говорил - просто стоял у двери с лопатой, кивал и ждал, пока дверь перед его носом не захлопнулась. - Mamasita!

- Это могильщик. - Дрожащими руками Филомена снова зажгла свечу. - Срок платы за могилу твоего отца давно истек. Его выкопают и отнесут в катакомбу, прикрутят к стене проволокой, и будет он там стоять вместе с другими мертвецами.

- Нет, Mamasita!

- Да. - Она прижала детей к себе. - До тех пор, пока мы не найдем деньги. Да.

- Я... я убью этого могильщика! - закричал Филепе.

- Это его работа. Если он умрет, вместо него придет другой, потом третий и так далее.

Они стали думать об этом человеке и об этом ужасном месте на вершине холма, где он живет и ходит, о катакомбе, которую он охраняет, и о странной земле, в которую, чтобы двинуться дальше, сходят люди, высохшие, как цветы пустыни, дубленые, как сапожная кожа, и полые, как барабаны, в которые можно бить- колотить; земля превращает их в огромные коричневые сигары или шелестящие сухие мумии, которые могут гнить вечно, стоя, как покосившиеся столбы забора, разделяющего комнаты катакомбы. И молча думая обо всей этой знакомой и незнакомой чепухе, они почувствовали озноб - хотя сердца их бешено колотились - и тесно прижались друг к другу. Тогда мать сказала:

- Пошли, Филепе. - Она открыла дверь, и, освещаемые луной, они встали, готовясь услышать отдаленный звон голубого металла, кусающего землю и строящего горку из песка и старых цветов. Но ответом им было молчание звезд. - А все остальные, - добавила Филомена, - в постель.

Дверь хлопнула. Пламя свечи задрожало.

Они зашагали по булыжникам, слившимся в реку сияющего лунного серебра, которая стекала вниз по холму, мимо зеленых садиков и магазинчиков, мимо места, где весь день и всю ночь ступал могильщик, - словно били часы, отсчитывающие, сколько времени на земле отпущено жителям этого города. Наверху, там, где лунный свет стремительно скользил по камням, юбка зашелестела - будто позвала ее вперед, и Филомена, шагавшая рядом с запыхавшимся Филепе, заторопилась. Наконец они дошли до участка.

В плохо освещенном кабинете, за столом, на котором в беспорядке были разбросаны какие-то бумаги, сидел человек. Увидев вошедших, он привстал и с удивлением произнес:

- Филомена, моя кузина!

- Рикардо. - Она ответила на его рукопожатие, а потом сказала: - Ты должен нам помочь.

- Если Господь Бог не против. Но говори же.

- Сегодня... - Мучительный комок застрял у нее в горле она откашлялась. - Сегодня его выкапывают.

Рикардо снова сел, глаза его широко раскрылись и просветлели, а затем опять сузились и поскучнели.

- Если Господь Бог и не против, то против его твари. Неужели год после его смерти так быстро пролетел и действительно пора платить? - Он развел руками - Ах, Филомена, у меня нет денег.

- Но ты бы поговорил с могильщиком. Ведь ты полицейский.

- Филомена, Филомена, за могилой законы уже не имеют силы.

- Мне нужно, чтоб он дал мне десять недель, только десять, хотя бы до конца лета. До Дня поминовения. Я что-нибудь придумаю, пойду торговать леденцами, наскребу и ему отдам. О, пожалуйста, Рикардо!

Но дольше выдерживать холод было уже невозможно, от него надо избавиться, пока она совсем не замерзнет и не сможет двинуть ни рукой ни ногой; она закрыла лицо руками и заплакала. Увидев, что это можно, Филепе тоже стал плакать и повторять:

- Mamasita, mamasita!

- Ну ладно, - сказал Рикардо, вставая - Давай подойдем к воротам этой катакомбы, и я туда плюну. Но, Филомена, что еще я могу тебе ответить? Веди нас. - И он надел свою форменную фуражку, очень старую, очень грязную и очень поношенную.

Кладбище находилось выше церкви, выше всех домов, на самой вершине холма, и смотрело сверху вниз на затаившийся в долине ночной город.

Они вошли в огромные железные ворота, двинулись вдоль плит и тут же увидели стоявшего на краю могилы человека. Яма, которую он копал, вытаскивая лопату за лопатой сухую грязь, становилась все больше, как и холмик с ней рядом Могильщик даже не поднял головы: он и так догадался, кто это.

- Никак Рикардо Албаньес, начальник полиции?

- Перестань копать, - сказал Рикардо.

Лопата сверкнула, вонзилась в землю, поднялась и выбросила горсть песка.

- Завтра похороны. Могила должна быть готовой.

- Но в городе никто не умирал.

- Всегда кто-нибудь умирает, потому и копаю. Я уже два месяца жду, пока Филомена отдаст долг. Я терпеливый.

- Так потерпи еще. - Рикардо дотронулся до сгорбленной спины склонившегося над могилой человека.

- Начальник. - Могильщик сделал паузу, пот стекал с его лица прямо на лопату - Это ведь моя страна - страна мертвых. И они мне ничего не говорят, никто не говорит. Моей страной управляет лопата, этот стальной разум. Я не люблю, когда сюда приходят живые и разговаривают, нарушают молчание, ведь я его здесь установил и оберегаю. Разве я вам диктую, как управлять полицией? А значит, спокойной ночи. - И он снова принялся за работу.

- Неужели перед лицом Господа Бога, - сказал Рикардо, стоя прямо и прижав кулаки к бокам, - этой женщины и ее сына ты осмелишься осквернить последнее ложе их мужа и отца?

- Не последнее и тем более не его, это место я сдал им в аренду. - Он высоко вскинул лопату, в ней отразился лунный свет. - Я не просил мать и сына наблюдать за этим печальным событием. И послушайте, Рикардо, начальник полиции. Однажды ведь и вы умрете, и я буду вас хоронить. Запомните - я. Вы будете у меня в руках. И тогда, о тогда...

- Что тогда? - закричал Рикардо - Ты что, собака, мне угрожаешь?

- Я копаю. - Человек быстро исчез в глубине могилы, а за него в холодном свете говорила теперь лопата. Она повторяла: - Доброй ночи, сеньор, сеньора, nino (2). Доброй ночи.

У двери глиняного домика Рикардо погладил кузину по голове и потрепал по щеке

- Филомена, о Господи!

- Ты сделал что мог.

- Он ужасный. Когда я умру, он надругается над моим беспомощным телом! Да, бросит меня в могилу вверх ногами или подвесит за волосы в дальнем, невидимом углу катакомбы! Знает, что всех нас когда-нибудь заполучит, вот и пользуется. Доброй ночи, Филомена, хотя нет, ночь не может быть доброй.

Он вышел наружу.

Войдя к себе, Филомена села и, окруженная детьми, спрятала голову в колени.