Рэй Брэдбери - Пешеход

Рэй Брэдбери

Пешеход

Пер. Нора Галь

Больше всего на свете Леонард Мид любил выйти в тишину, что туманным ноябрьским вечером, часам к восьми, окутывает город, и -- руки в карманы -шагать сквозь тишину по неровному асфальту тротуаров, стараясь не наступить на проросшую из трещин траву. Остановясь на перекрестке, он всматривался в длинные улицы, озарен-ные луной, и решал, в какую сторону пойти, -- а впрочем, невелика разница: ведь в этом мире, в лето от Рождества Христова две тысячи пятьдесят третье, он один или все равно что один; и наконец он решался, выбирал дорогу и шагал, и перед ним, точно дым сигары, клубился в мороз-ном воздухе пар его дыхания.

Иногда он шел так часами, отмеряя милю за милей, и возвращался только в полночь. На ходу он оглядывал дома и домики с темными окнами -- казалось, идешь по клад-бищу, и лишь изредка, точно светлячки, мерцают за окнами слабые, дрожащие отблески. Иное окно еще не завешено на ночь, и в глубине комнаты вдруг мелькнут на стене серые призраки; а другое окно еще не закрыли -- и из здания, похожего на склеп, послышатся шорохи и шепот.

Леонард Мид останавливался, склонял голову набок, и прислушивался, и смотрел, а потом неслышно шел дальше по бугристому тротуару. Давно уже он, отправляясь на вечернюю прогулку, предусмотрительно надевал туфли на мягкой подошве: начни он стучать каблуками, в каждом квартале все собаки станут встречать и провожать его ярост-ным лаем, и повсюду защелкают выключатели, и замаячат в окнах лица -- всю улицу спугнет он, одинокий путник, своей прогулкой в ранний ноябрьский вечер.

В этот вечер он направился на запад -- там, невидимое, лежало море. Такой был славный звонкий морозец, даже пощипывало нос, и в груди будто рождественская елка горела, при каждом вздохе то вспыхивали, то гасли холодные огоньки, и колкие ветки покрывал незримый снег. Приятно было слушать, как шуршат под мягкими подошвами осен-ние листья, и тихонько, неторопливо насвистывать сквозь зубы, и порой, подобрав сухой лист, при свете редких фона-рей всматриваться на ходу в узор тонких жилок, и вдыхать горьковатый запах увядания.

-- Эй, вы там, -- шептал он, проходя, каждому дому, -- что у вас нынче по четвертой программе, по седьмой, по девятой? Куда скачут ковбои? А из-за холма сейчас, конечно, подоспеет на выручку наша храбрая кавалерия?

Улица тянулась вдаль, безмолвная и пустынная, лишь его тень скользила по ней, словно тень ястреба над полями. Если закрыть глаза и стоять не шевелясь, почудится, будто тебя занесло в Аризону, в самое сердце зимней безжиз-ненной равнины, где не дохнет ветер и на тысячи миль не встретить человеческого жилья, и только русла пересохших рек -- безлюдные улицы -окружают тебя в твоем одино-честве.

-- А что теперь? -- спрашивал он у домов, бросив взгляд на ручные часы. -- Половина девятого? Самое время для дюжины отборных убийств? Или викторина? Эстрадное обо-зрение? Или вверх тормашками валится со сцены комик?

Что это -- в доме, побеленном луной, кто-то негромко засмеялся? Леонард Мид помедлил -- нет, больше ни звука, и он пошел дальше. Споткнулся -тротуар тут особенно неровный. Асфальта совсем не видно, все заросло цветами и травой. Десять лет он бродит вот так, то среди дня, то ночами, отшагал тысячи миль, но еще ни разу ему не по-встречался ни один пешеход, ни разу.

Он вышел на тройной перекресток, здесь в улицу вли-вались два шоссе, пересекавшие город; сейчас тут было тихо. Весь день по обоим шоссе с ревом мчались авто-мобили, без передышки работали бензоколонки, машины жужжали и гудели, словно тучи огромных жуков, тесня и обгоняя друг друга, фыркая облаками выхлопных газов, и неслись, неслись каждая к своей далекой цели. Но сейчас и эти магистрали тоже похожи на русла рек, обнаженные засу-хой, -каменное ложе молча стынет в лунном сиянии.

Он свернул в переулок, пора было возвращаться. До дому оставался всего лишь квартал, как вдруг из-за угла вылетела одинокая машина и его ослепил яркий сноп света. Он замер, словно ночная бабочка в луче фонаря, потом, как завороженный, двинулся на свет.

Металлический голос приказал:

-- Смирно! Ни с места! Ни шагу!

Он остановился.

-- Руки вверх!

-- Но... -- начал он.

-- Руки вверх! Будем стрелять!

Ясное дело -- полиция, редкостный, невероятный случай; ведь на весь город с тремя миллионами жителей осталась одна-единственная полицейская машина, не так ли? Еще год назад, в 2052-м -- в год выборов -- полицейские силы были сокращены, из трех машин осталась одна. Преступность все убывала; полиция стала не нужна, только эта единственная машина все кружила и кружила по пустынным улицам.

-- Имя? -- негромким металлическим голосом спросила полицейская машина; яркий свет фар слепил глаза, людей не разглядеть.

-- Леонард Мид, -- ответил он.

-- Громче!

-- Леонард Мид!

-- Род занятий?

-- Пожалуй, меня следует назвать писателем.

-- Без определенных занятий, -- словно про себя сказала полицейская машина. Луч света упирался ему в грудь, про-низывал насквозь, точно игла жука в коллекции.

-- Можно сказать и так, -- согласился Мид.

Он ничего не писал уже много лет. Журналы и книги никто больше не покупает. "Все теперь замыкаются по вечерам в домах, подобных склепам", -подумал он, про-должая недавнюю игру воображения. Склепы тускло осве-щает отблеск телевизионных экранов, и люди сидят перед экранами, точно мертвецы; серые или разноцветные отсветы скользят по их лицам, но никогда не задевают душу.

-- Без определенных занятий, -- прошипел механический голос. -- Что вы делаете на улице?

-- Гуляю, -- сказал Леонард Мид.

-- Гуляете?!

-- Да, просто гуляю, -- честно повторил он, но кровь отхлынула от лица.

-- Гуляете? Просто гуляете?

-- Да, сэр.

-- Где? Зачем?

-- Дышу воздухом. И смотрю.

-- Где живете?

-- Южная сторона, Сент-Джеймс-стрит, одиннадцать.

-- Но воздух есть и у вас в доме, мистер Мид? Конди-ционная установка есть?

-- Да.

-- А чтобы смотреть, есть телевизор?

-- Нет.

-- Нет? -- Молчание, только что-то потрескивает, и это -- как обвинение.

-- Вы женаты, мистер Мид?

-- Нет.

-- Не женат, -- произнес жесткий голос за слепящей по-лосой света.

Луна поднялась уже высоко и сияла среди звезд, дома стояли серые, молчаливые.

-- Ни одна женщина на меня не польстилась, -- с улыбкой сказал Леонард Мид.

-- Молчите, пока вас не спрашивают.

Леонард Мид ждал, холодная ночь обступала его.

-- Вы просто гуляли, мистер Мид?

-- Да.

-- Вы не объяснили, с какой целью.

-- Я объяснил: хотел подышать воздухом, поглядеть во-круг, просто пройтись.

-- Часто вы этим занимаетесь?

-- Каждый вечер, уже много лет.

Полицейская машина торчала посреди улицы, в ее радио-глотке что-то негромко гудело.