Юрий Брайдер - Особый отдел и око дьявола

С досадой махнув рукой, старуха удалилась, зато из-за печки выскользнула Настёна — живое воплощение любопытства.

— Убивать её будешь? — шёпотом спросила она.

— Пока только припугну, — тоже шёпотом ответил Цимбаларь.

— Гляди, пожалеешь потом, — Настёна прищурилась, совсем как взрослая женшина.

— Авось не пожалею... Почему бабушка такая злая?

— Деду от водки плохо стало. Всю ночь стонал, а утром пошёл к фельдшеру. — Допуская в разговоре некоторую картавость и шепелявость, скорее всего, обусловленную возрастом, слово «фельдшер» она выговаривала совершенно правильно, не исказив ни единой согласной.

Кое-как отделавшись от навязчивой девчонки. Цимбаларь постучал в дверь квартирантки.

— Кого там ещё спозаранку черти принесли? — гаркнула Изольда Марковна, хотя время перевалило уже за десять часов.

Ответ последовал такой:

— Это майор Цимбаларь, ваш участковый.

В комнате что-то грохнулось на пол и раскатилось в разные стороны.

— Я не могу вас принять, — сдавленным голосом ответила фольклористка. — Я не одета... Приходите в другой раз.

— Вчера мы общались вообще нагишом и при этом не испытывали никаких неудобств, — напомнил Цимбаларь, внимательно прислушиваясь к тому, что происходило в комнате.

Фольклористка не отвечала, но внутри раздавались странные звуки — скрип, бульканье, мягкие удары, словно бы кто-то бросал на пол теннисный мячик.

— Изольда Марковна, но хотя бы через дверь вы можете со мной поговорить? — настаивал Цимбаларь.

— Через дверь могу. — Послышались её приближающиеся шаги. — Особенно если вы пообещаете, что после этого уберётесь на все четыре стороны.

Цимбаларь вытащил микрофон из-под воротника и сунул его в замочную скважину.

— Дело вот в чём, — начал он. — Каждый участковый по долгу службы обязан регулярно проводить опрос населения и заполнять соответствующие анкеты. Потом они поступают в область, где все ответы анализируются и обобщаются. За невыполнение этого предписания нас наказывают в дисциплинарном порядке. Поэтому настоятельно прошу вас ответить на ряд совершенно безобидных вопросов.

— Разве, кроме меня, спросить больше не у кого?

— В том-то и дело. Ложкин у фельдшера, его супруга на меня смотрит волком, снохи дома нет, внучка несовершеннолетняя. Остались вы одна.

— Неужели вы пришли только ради этого? — В голосе фольклористки звучало недоверие.

— Могу побожиться.

— Ладно, задавайте ваши вопросы. Но за нелицеприятные ответы не обессудьте.

— Наоборот, ещё и спасибо скажу... Вопрос первый: соблюдаются ли в данном населённом пункте, то есть в Чарусе, элементарные нормы закона?

— Нет, — отрезала фольклористка.

Цимбаларь, которого такой ответ совершенно не устраивал, переспросил:

— Не понял. Повторите в более развёрнутом виде.

— О законах в Чарусе и слыхом не слыхивали! — фольклористка повысила голос.

— А о праве?

— О праве тем более... Дурью ваше начальство мается, так ему и передайте.

— Вопрос второй, — как ни в чём не бывало продолжал Цимбаларь. — Что, по-вашему, оскорбляет человеческое достоинство в большей мере — нецензурные выражения или удар по лицу?

— Удар по лицу, ясное дело.

— Вопрос третий: кто действует эффективнее, дежурные наряды милиции или американская служба спасения?

— А вы сами не догадываетесь?

— Догадываемся, но желаем услышать мнение рядовых граждан.

— Американская служба спасения.

Полагая, что четырёх «ключевых слов» Людочке хватит с лихвой (на редкое словосочетание «условленный час» он даже и не замахивался), Цимбаларь уже хотел было удалиться, но в последний момент решил попытать счастья со словечком «операция».

— Спасибо за сотрудничество, Изольда Марковна, — невозмутимо произнёс он. — На этом, пожалуй, и закончим... Впрочем, для вас есть ещё одно сообщение частного характера. Все жители Чарусы, как постоянные, так и временные, достигшие шестнадцатилетнего возраста и не подвергнувшиеся операции аппендэктомии, должны пройти обследование у фельдшера.

— Мне сделали эту операцию ещё в школьном возрасте. Разве вы не заметили шрам на моём лобке?

— Лобок помню, а шрам — нет, — Цимбаларь не удержался от скабрезности. — До свидания. Извините, что побеспокоил.

Однако удалиться с достоинством не удалось. Микрофон застрял в замочной скважине, и его пришлось выдирать оттуда, словно больной зуб из десны.

Отдав диктофон Ване, которого вызвали из класса дети, игравшие на школьном дворе, Цимбаларь вернулся на опорный пункт и вновь засел за изучение материалов, касавшихся убийства Черенкова. Вопросы, возникавшие по ходу чтения, он записывал на отдельный листок. Таким способом он убивал время, оставшееся до встречи с Ложкиным.

Но в его ближайшие планы опять вмешались непредвиденные обстоятельства, что в последнее время становилось какой-то дурной традицией. В половине второго ожила рация. Людочка, презрев все правила конспирации, просила его срочно явиться в школу. Голос её при этом звучал как у старой девы, только что ставшей свидетельницей разнузданного полового акта.

Цимбаларь на всякий случай осведомился:

— С тобой всё в порядке?

— Со мной — да, — ответила Людочка. — А со всеми нами — не очень. Приходи скорее.

В Людочкиной комнате уже находились Кондаков и Ваня. На столе стоял готовый к работе спутниковый телефон, внешне очень похожий на ноутбук, располагавшийся по соседству.

— Нам только что поступило сообщение, — сказала Людочка.

— Из Интерпола?

— Нет. Корреспондент пожелал остаться неизвестным. Ты всё поймёшь, когда прослушаешь запись.

Она нажала клавишу на панели управления спутникового телефона, и в комнате раздался тот самый бесстрастный мужской голос, который перед самым отъездом из Москвы проклял всю опергруппу.

— Я обещал, что мы ещё встретимся, и, как видите, сдержал слово, — произнёс незнакомец. — Мир и в самом деле тесен. Любая ваша попытка скрыться заранее обречена на неудачу. Даже не догадываясь об этом, вы сами выбрали себе могилу. Лазурному берегу Франции, горам Тибета или джунглям Амазонии вы предпочли захудалую зырянскую деревушку. Такова, значит, судьба. Именно в Чарусе закончится ваш жизненный путь. Закончится более чем бесславно. Вы не пощадили моих соратников, и вам воздастся той же мерой. Вы умрёте в муках, а главное — с позором. Предупреждаю, любое сопротивление бессмысленно. Это лишь продлит страдания. Идеальный выход для вас — самоубийство, но из-за малодушия вы вряд ли последуете моему совету. Итак, смертный приговор вынесен. Счёт пошёл на часы и даже на минуты. Единственное, что в этой ситуации может вас хоть как-то утешить, — когда-нибудь мы обязательно встретимся в аду. Так горите вы там все синим пламенем!