Юрий Брайдер - Особый отдел и око дьявола

— Дело, конечно, хлопотное, — сказал Цимбаларь. — Но, если не придумаем ничего лучшего, попробовать стоит... Ты, Пётр Фомич, хочешь что-то сказать?

— Хочу, — кивнул Кондаков. — При современном развитии медицины любое отклонение от нормы, хоть физическое, хоть психическое, можно определить при помощи диагностических методов. Анализ крови садиста имеет вполне определённые особенности. У лиц, склонных к серийным убийствам, томография выявляет повышенную активность некоторых участков мозга. Иммунная система прирождённых волокит работает несколько иначе, чем у приверженцев моногамии. На эту тему я читал статью в одном весьма серьёзном научном журнале. Поэтому предлагаю подвергнуть жителей Чарусы всестороннему медицинскому обследованию. Начиная от состава мочи и крови, вплоть до молекулярного уровня. Уверен, что наука выявит тех, кто мутит здесь воду.

— В американском штате Юта такие обследования, наверное, вполне возможны, — сказал Цимбаларь. — Но нам в любом случае придётся подождать до весны... Другие предложения есть?

— Выпить на посошок и разойтись по домам, — изрёк Ваня.

— Это никогда не поздно, — Цимбаларь едва успел перехватить лилипута, порывавшегося вернуться на поминки. — Я по делу спрашиваю... Если других предложений нет, принимается план Лопаткиной. Завтра соберём общее собрание, посвящённое выборам нового старосты. И сделаем всё так, как задумали. Не исключено, что рыбка и в самом деле клюнет.

В это время шум в избе резко усилился, и из неё на улицу повалил народ, достигший, как говорится, кондиции. Грянула залихватская частушка. Запиликала расстроенная гармошка. Хохот, мат, визг и музыка нарушили покой глухой морозной ночи.

— А Ложкин-то всё видит, — Ваня погрозил в сторону избы пальцем. — Его душа ещё сорок дней будет витать над родимым домом.

— Он к землякам претензий не имеет, — сказал Кондаков. — Пусть напоследок порадуется вместе со всеми...

Однако уже на следующий день стало ясно, что провести общее собрание не такое уж и простое дело, как это казалось вначале. И хотя с прямым противодействием сталкиваться не приходилось, люди под любим предлогом старались увильнуть от казённого мероприятия.

В больничке резко увеличилось количество пациентов, требовавших для себя постельный режим. Мужики вдруг засобирались на зимнюю рыбалку. У баб появилось множество неотложных дел.

Пришлось Цимбаларю лично обойти все избы и вручить каждому совершеннолетнему члену семьи повестку, в которой чёрным по белому было сказано, что в случае неявки адресат будет подвергнут принудительному приводу. Стариков, помнивших раскулачивание, коллективизацию и трудовую повинность, особенно пугали круглые лиловые печати «Для справок».

На организационные мероприятия ушло три дня. Не надеясь на сознательность масс, Цимбаларь попросил Людочку с утра распустить школьников, дабы те ещё раз напомнили родителям об их гражданском долге.

К полудню деревенские жители потянулись в клуб, где стараниями Зинки Почечуевой было прибрано и натоплено. На собрании председательствовал Кондаков, имевший большой опыт общественной работы, в том числе среди никарагуанских индейцев, афганских дехкан и эфиопских пастухов. Цимбаларь и Людочка отвечали за выполнение намеченного плана.

Когда Зинка Почечуева, выполнявшая обязанности секретаря, зарегистрировала сто двадцатого участника, Кондаков открыл собрание. В это время в зале не хватало около дюжины человек, по разным причинам попавших участковому на заметку. Каждому из них полагалось особое приглашение.

Кратко изложив причины, заставившие провести внеочередное собрание, Кондаков предложил присутствующим выдвигать кандидатуры на освободившийся пост деревенского старосты, попутно намекнув, что, хотя эта должность и считается общественной, проистекающие от неё привилегии с лихвой окупят все неизбежные хлопоты и неудобства.

После слов председательствующего в зале повисла тягостная тишина. Люди перешёптывались, скрипели фанерными креслами, но глаз на президиум, где вместе с Кондаковым и Почечуевой восседали несколько бессловесных ветеранов войны и труда, старались не поднимать.

— Активнее граждане, активнее, — попросил Кондаков. — Вы ведь не на государственный заём подписываетесь, а старосту себе выбираете... Предлагайте кандидатуры.

— Судимых можно? — спросил кто-то из задних рядов.

— Нежелательно, — ответил Кондаков.

— А шалашовок? — поинтересовался тщедушный старичок, притулившийся у стены.

— Шалашовок нельзя, а женщин можно, — нахмурился Кондаков. — Это всё же официальное мероприятие, поэтому попрошу соблюдать элементарные приличия.

— Тогда предлагаю Вальку Дерунову! — заявил всё тот же неугомонный старичок, не видевший особой семантической разницы между женщиной и шалашовкой. — Она и при Ложкине в деревне заправляла. Пусть себе и дальше командует. Тем более что никакой другой работы у неё нет.

— Спасибо, Михеич, уважил, — раздался из зала голос Вальки. — Но за шалашовку я с тебя спрошу.

Вытянув шею, чтобы получше видеть первого кандидата, Кондаков спросил:

— Дерунова, вы согласны с выдвижением? Самоотвод не просите?

— Против воли народа не попрёшь, — лузгая кедровые орехи, ухмыльнулась Валька.

Тогда Кондаков официальным тоном обратился к Зинке Почечуевой, заранее скривившейся так, словно ей нанесли личное оскорбление:

— Внесите в протокол для тайного голосования кандидатуру Валентины Деруновой.

Народ в зале возмущённо загудел:

— На фиг нам эти тайны! Открыто будем голосовать! Пиши Вальку, и вся недолга! Уж она как подмахнёт, так подмахнёт.

— Кому я здесь подмахивала? — Валька с ногами залезла на кресло. — А ну-ка покажи своё рыло!

— Да мы про подпись говорим, а совсем не про то, о чём ты подумала, — смеялись в ответ молодые мужики.

Кое-как успокоив зал, Кондаков заявил:

— Выборы должны проходить на альтернативной основе. Это основополагающий принцип любой демократии. Прошу предлагать другие кандидатуры.

Из задних рядов снова спросили:

— А если, к примеру, человек судим не за уголовщину, а за политику?

— За какую ещё политику? — лицо Кондакова приобрело страдальческое выражение. — Вы имеете в виду упразднённую пятьдесят восьмую статью?

— Нет, я имею в виду изнасилование члена партии.

— После собрания подойдёте сюда, и мы обсудим этот вопрос наедине, — с трудом сдерживая себя, сказал Кондаков. — А сейчас продолжим работу согласно повестке дня.

Пустопорожняя болтовня длилась бы ещё долго, но одна из старух догадалась предложить кандидатуру Парамоновны, носившей, как это выяснилось, довольно редкую для здешних мест фамилию Шелуденко.