Александр Фролов - Хроника глобального бреда

Спустя минуту один из них крикнул:

— Саенко, не найдем мы тут никого… не разобрать ни хрена, темно!

Тот, кто стрелял в потолок, негодующим тоном ответил:

— Сам бачу!

Потом схватил за грудки пожилого рабочего и спросил:

— Хто щас сюда зашел?

Тот пробормотал, запинаясь от страха:

— Я н-не знаю, я с-спал!..

Саенко отбросил беднягу, громко захохотал и переспросил, мешая русские и украинские слова:

— Это ты спал, когда тут така кутерьма? Хлопцы, вин спал… га-га-га-га! Кажи, коцебук: хтось заходыв?.. Кажи, бо застрелю зараз! — и упер ствол автомата в лоб несчастному.

Не вызывало сомнений, что он и впрямь выстрелит, но еще скорее того допрашиваемый мог сам не выдержать и указать на Александра и Лешку — окружающие уже поглядывали на них. Ситуация сложилась критическая, надо было что-то делать.

У Орлова дрожали руки, он лихорадочно соображал, не зная, как разрешить ситуацию… Лешка потянулся к автомату под нарами. Вдруг дверь в убежище распахнулась и кто-то, ворвавшись в него, закричал:

— Уходим, атаман приказал!.. Давай, живо!

Казаки шумно затопали наружу.

С минуту еще все сидели тихо, боясь пошевельнуться от пережитого ужаса; никто из жильцов убежища не находил слов, чтобы прервать гнетущую тишину. Стрельбы уже нигде не слышалось, шума голосов тоже.

Напряженность разрядил, наконец, Лешка, весело спросивший:

— А где Рабинович-то, в рот ему дышло?..

Сидевшие рядом с ним переглянулись, а из-под нар раздался тоненький жалобный голос:

— Я здесь, понимаете ли, я здесь!.. Не надо только, прошу вас, никакого дышла!

Кто-то засмеялся, за ним другой, и все помещение взорвалось громким хохотом уже всех в нем присутствующих.

Ржали до слез, до кашля — почти до икоты, успокаивая таким неожиданным образом взвинченные до предела нервы. Хохотал даже тот пожилой работяга, которого допрашивали бандиты — шутка ли в деле: живой остался!

Постепенно стали успокаиваться. Вытирали глаза, сморкались, тянулись за водой. Лешка спросил Орлова:

— Ну че, я гляну пойду… че там?

Тот кивнул в ответ и предостерег:

— Оружие не бери, опасно!

Хорьков тоже кивнул и вышмыгнул на улицу. Через минуту появился и сказал:

— Все, ушли они, можно выходить!

Александр посмотрел на часы, на них было начало шестого.

Светать стало лишь в семь утра, а до того времени по лагерю бродили и бродили растерянные люди. К рассвету выяснился масштаб потерь: перебита большая часть роты охраны, ранены шестеро рабочих; сожжены все палатки, исчезли продукты из палаточных столовых. В живых не осталось ни одного офицера-строевика: все они жили в убежище охраны, и были убиты в бою с захватчиками; теперь некому стало организовать людей, и отдать какие бы то ни было распоряжения, в которых пострадавшие очень нуждались сейчас.

Какой командир мог быть из Рабиновича?.. Такой же, как пуля из отходов пищеварения. Но организатор нашелся! Им стал пронырливый Леха, успевший еще затемно обежать весь лагерь: где-то он строго пресекал волнения в народе и приказывал готовиться к скорой эвакуации, где-то собирал разбросанные по снегу оружие и продукты, оставленные не заметившими их грабителями. Хорьков мгновенно сколотил вокруг себя группу из двух десятков добровольных помощников и подгонял их таинственной фразой, сакраментальный смысл которой был понятен только ему самому, но оказывавшей немедленное магическое воздействие на любого:

— Давай-давай, быстрее… щас командир придет!

Никто не знал, что это за командир, только страстное желание напуганных ужасным происшествием людей, чтобы и впрямь сейчас кто-то пришел, возглавил их деятельность и наполнил ее смыслом, полностью совпадало с надеждой на это, поселяемой в их душах Лехиными обещаниями.

Когда все, что можно было собрать, собрали и перетащили к пятому убежищу, Лешка подогнал туда свою машину, и приказал грузить в нее скарб. Сам соскочил вниз, нашел Орлова и сказал ему на ухо:

— Оружие и шмутки сюда приволок. Давай, думай, что дальше делать будем: начальника ни одного нет, все убиты!

Александр не отвечал, тогда Хорьков сам подсказал ему:

— Надо уходить отсюда: подвоза пищи теперь не будет, люди с голода перемрут.

Заметив, что Орлов не решается принять управление остатками лагеря, перестал шептать, взял его за рукав и уже твердо сказал, глядя лицо в лицо:

— Сашка, бери командование на себя! Не кисни, братан, принимай команду — народ поддержит. Так надо, Саша… так надо. Уводи людей!

Наконец Орлов превозмог себя. Встал, оправил одежду, повесил на плечо добытый в бою автомат и громко сказал:

— Всем сюда!.. Слушай мою команду: строиться на плацу!

Жильцы убежища стали неуверенно подниматься с нар, одеваться. Лешка прибавил им движения, заорав во всю глотку:

— Давай-давай, шевелись! Че опухли там, тараканы беременные?.. Три минуты на построение, Харитонов — старший!

Александр шепнул Павлу, чтобы тот не отпускал Рабиновича от себя и сказал Лехе:

— Пошли!

Выйдя из убежища, он опешил: перед ним стояла команда помощников Хорькова, построенная в две шеренги. Лешка подбежал к ней, крикнул: — Р-равняйсь, смир-рно! — и доложил Орлову, взяв под козырек:

— Товарищ начальник лагеря, комендантский взвод по вашему приказанию построен! Командир взвода рядовой Хорьков.

Сдержав смех, новоиспеченный «начальник лагеря» приложил руку к шапке и поприветствовал строй:

— Здравствуйте, товарищи!

Работяги невпопад ответили — кто как. Орлов подал команду «вольно», повернулся к Хорькову и приказал:

— Распорядитесь оповестить личный состав лагеря об общем построении!

Тот ответил:

— Есть! — и стал командовать, рассылая своих «архаровцев» по разным убежищам.

Александр махнул рукой Галстяну и Рабиновичу, чтобы те следовали за ним, и пошел на плац.

К поляне, совсем внезапно ставшей военным плацем, уже стекались жители лагеря и уцелевшие солдаты охраны с оружием; Лешка быстро выдвинулся вперед, первыми построил солдат. Назначив им командира — Галстяна, отдал ему свой автомат и побежал сбивать в некое подобие строя гражданских; его комендантский взвод уже стоял рядом с бойцами.

Закончив построение, он метнулся обратно, за десять шагов от «начальства» перешел на строевой шаг, картинно отставив руку, приложенную к шапке и, подойдя ближе, во всю мочь своих легких прогаркал, с видимым удовольствием смакуя слова:

— Товарищ начальник эвакуационного лагеря, личный состав вверенного вам учреждения построен! Комендант лагеря Хорьков.

Встав рядом с командирами, Орловым и Рабиновичем, он улыбался во все лицо, и на глазах происходило странное — его радость непроизвольно перенимали все присутствующие.