Александр Шубин - Ведьмино кольцо. Советский Союз XXI века

— Какого кольца? — повернулся к нему Амвросий. Лицо его преобразилось, черты обострились и как-то вытянулись, придав образу аскетичность и одержимость. — Ах, Кольца. Ну что же? Ты в целом правильно меня понял. Пойдемте. Скоро здесь будет интересно. Вчера пап Трапезунд. Не в правилах Халифата ждать со следующим ударом.

— Какая суета! — После всего открывшегося Фоме война Халифата с турками казалась ему малозначимым фоном разворачивающейся перед глазами драмы.

— Несомненно. Но мы с вами не соскучимся, особенно я, — ответил Амвросий и пошел прочь из храма.

И тогда Павел почему-то понял, что не Амвросий, а именно Фома станет его Учителем.

Улицы старого города уже опустели. На своем пути монахи встретили только одного человека. Он был одет в старинный турецкий костюм и нес в руках сверток. Турок-фундаменталист шел опасливо, неделю назад военные расстреляли на центральном рынке дюжину фундаменталистов, вывесивших зеленые флаги. После этого Запад на неделю заморозил помощь Турции. Наверное, в свертке «старинного» турка тоже был флаг. Готовится праздничная встреча освободителей.

Серые каменные русла улиц, обросшие древностью, вели монахов к морю. На шоссе, уходящем вдоль моря на Балканы, продолжалось столпотворение. Тысячи людей, привыкших к светской жизни на окраинах постиндустриального мира, не хотели назад, в Средневековье. Они еще надеялись ускользнуть из-под носа надвигавшейся армады к родственникам за железный занавес Европы. Но Европа не хотела принимать беженцев, оставляя им лишь участь жителей фильтрационных лагерей в Македонии, еще в прошлом веке превратившейся в огромную съемочную площадку человеческих трагедий, беспрерывно демонстрировавшихся мировыми информационными сетями. Македония привыкла зарабатывать на жизнь, обслуживая эту съемочную площадку. Но мировые дотации на беженцев уменьшались с каждым десятилетием. И вот уже жители Македонии предусмотрительно стали перебираться подальше от наползающей с юга тени. Если Халифат использует Великую Албанию и Боснию, свой балканский плацдарм в Европе, созданный в свое время стараниями Запада, то бежать будет некуда.

Отец Амвросий прервал размышления отца Фомы совсем неожиданным образом. Он словно напомнил коллеге о том, как быстро тот вернулся в мыслях своих к предмету, который сам же и заклеймил как суетный.

— Здесь безопасно быть только христианским монахом. Воины ислама сегодня не трогают монахов, потому что «от них не исходит скверна». Проклятый Филадельфийский период. Даже бусурмане играют в плюрализм мнений. Пожалуй, с этим надо покончить. Позорно, когда этот памятник находится в большей опасности, чем воины Христовы.

Отец Амвросий имел в виду статую Ататюрка, горделиво смотревшую на Босфор. Амвросий подошел к памятнику и произнес: «Приветствую тебя, о воин, в момент крушения твоего дела». Затем он повернулся в сторону Золотого Рога и замолчал. Фома и Павел присели у самой воды, отдыхая от походов этого дня.

Ждать пришлось недолго. Северные укрепления вздрогнули от ракетной атаки. Земля зашаталась, как при землетрясении. Со стороны Черного моря появилась армада военных автолетов. Видимо, дело уже было решено. Они летели, лениво постреливая по оставшимся целям, на которые пилотов наводили спутники и приборы, фиксировавшие прицеливание с земли.

Один из передовых кораблей вел молодой турок, ставший пилотом Халифата. Он с детства не принимал беспорядочную и суетливую жизнь Турции, в которой были причудливо перемешаны объедки с западного стола и восточный базар. И особенно ненавистна была для него фигура основателя этого химерического государства. Портреты Ататюрка, развешанные повсюду, заставляли его вздрагивать. Он уехал в Халифат еще тогда, когда это было разрешено псевдодемократической олигархией, правившей в его стране. И вот теперь возвращается как победитель и освободитель. Он ждал этого момента половину своей недолгой жизни. Он впитывал глазами все — дымящиеся укрепления среди гор, прекрасную синеву Босфора, игрушечный город внизу. Оглядывая прицелом полузабытые очертания Стамбула, он увидел ненавистный памятник на набережной. Что же, достойный символ возвращения...

Фома даже не понял, что произошло. Грохот оглушил его, и горячая волна бросила в море. Откашлявшись от воды, он уцепился за камень и привстал. Рядом Павел, более привычный к физическим передрягам, деловито выжимал рясу. И только потом они увидели, что на месте памятника горит выжженная земля.

— Смотри, смотри, Павел. Это великий момент. Святой великомученик родился сегодня на наших глазах. Да простятся ему грехи его, — произнес отец Фома.

10 августа.

Берлин.

Романов, Татьяна, Алекс.

«Ведомо ли вам настоящее одиночество? Нет, не отдых от суеты, приятное уединение. Не скука среди толпы, где все тебе чуждо. Не ночная тоска в четырех стенах. Ведомо ли вам настоящее одиночество, когда лопнула связь с миром? Как это может быть? Скоро вы узнаете и это».

Слово «это» Сергей дочитывал уже на фоне монументальных небоскребов Берлина. Сергей видел такое чудо иллюзионизма впервые. Берлинские небоскребы строились еще в конце прошлого века. Но после начала мирового экономического кризиса средства на строительство помпезного центра Четвертого рейха кончились. И тогда решили заменить реальное строение подсветкой, виртуальной иллюзией. По мере возможности строение достраивалось, но практичные немцы предпочитали не использовать американскую эмульсию, которая позволила бы возвести любой небоскреб за несколько дней. Немцы хотели строить на века, поэтому пока построили немного.

Мишина Романова уже заходила на стоянку, когда небоскребы вдруг исчезли. В мгновение ока на их месте остался лишь жутковатый каркас, будто обглоданный пираньями. Это было невероятно — ведь сейчас космическая энергетика Германии полностью обеспечивала потребности страны. Отключение электричества означало небывалую катастрофу, угрожало ужасными, множащимися с каждой минутой последствиями. Гибель хакеров, погрузившихся в виртуальный мир и целиком зависимых от приборов питания, паралич транспортных и информационных систем... О, ужас! Сергеич лихорадочно включил Сеть. Но ни в виртуальных очках, ни на экране ничего не появилось. Многие десятилетия Сеть служила ему и миллиардам других людей. И вот вместо нее — темнота. Конец света.

Таня сладко потягивалась в кресле, но увидев позеленевшее лицо супруга, затрясла его за плечо. Катастрофа, происшедшая с Сетью, ее не столько напугала, сколько озадачила. Таня стала крутить приборы приемника в поиске радиосигналов. Вскоре в эфире зазвучали голоса, что означало: мир жив, информационные потоки ещё где-то бьют ключом. Радио сообщало, что Халифат взорвал в околоземном космическом пространстве большое количество контейнеров с металлическим мусором. Радиодиджеи, которые внезапно для себя стали главными источниками информации для миллиардов жителей планеты, уже присвоили этому чудо-оружию название «космическая шрапнель». Боевой металлолом уничтожил большинство спутников противоракетной обороны и связи. Так что теперь единое информационное пространство распалось на локальные кусочки, и главным СМИ, как в прошлом веке, стало радио. Сеть сохранилась, но ее единство нарушено. Видение работает, но только в пределах прямой трансляции. Самое ужасное: теперь ракеты Халифата почти невозможно сбить. Это, конечно, не значит, что он применит стратегическое вооружение, можно получить тем же обухом по тому же месту. Но тактические ракеты теперь будут свободно летать над Европой и сбивать все, что движется над поверхностью.