А.Я. Живой - Первый контакт

Закончил свою речь Пьер де Сан-Тремор широким жестом.

— От имени президента «Союза рас Земли», — выкрикнул советник, — я хочу поздравить вас с праздником, к которому вы готовились целых пять лет, и сообщить, что в честь сто сорокового юбилея карнавала в Буэнос-Айресе правительство Земли дарит вашему прекрасному городу скульптуру «Жажда свободы»!

По заранее оговоренному сигналу, как понял Красс, из-за здания ратуши выплыла огромная транспортная платформа, на которой возвышался пятидесятиметровый вставший на дыбы конь, на шею которому было наброшена веревка. Конец веревки держал в руках человек в странных синих брюках и в шляпе, напоминавшей сомбреро с укороченными полями. Половину лица человека закрывала повязка, а на поясе виднелось какое-то оружие, с виду напоминавшее бластер первого поколения. Хотя Красс и считал себя знатоком древней истории, он не смог сразу вспомнить, как назывались в те времена люди, которые ходили в синих брюках, носили на поясе бластеры, а на лице повязки, и ловили свободных лошадей. Но вот как назывались в те времена свободные лошади, Красс сразу вспомнил — они назывались мустангами.

Толпа взревела от восторга. Пьер де Сан-Тремор несколько раз помахал рукой и отступил назад на пару шагов, уступая место мэру Турпхе Бурундар Гхо. Тот был краток.

— Сто сороковой карнавал в столице мира Буэнос-Айресе открыт! — прокричал он, заглушая нараставший вой толпы, и в довершение всего трижды стукнул ритуальным копьем по платформе.

Шествие началось с небывалого фейерверка. Со всех улиц в воздух стартовали миллионы ракет, раскрасившие небо над городом яркими вспышками разноцветных огней. А вслед за этим в воздух взмыли тысячи карнавальных платформ, каждая из которых представляла собой какую-то историческую картину.

Чего здесь только ни было! Как смог разглядеть Алекс Красс со своего места из свиты советника, одна из праздничных платформ была выполнена в виде объемной модели испанского боя быков, вторая изображала гонки на сверхскоростных турбоглиссерах, третья представляла собой трехмерную копию садов Семирамиды. На четвертой бушевал китайский дракон Хан Лу. На пятой платформе разыгрывалась античная трагедия Еврипида «Вакханки». Шестая платформа изображала осаду Рязани Батыем, с финальной сценой смертельной битвы русского героя Евпатия Коловрата с татарскими полчищами.

Остальное Красс не успел разглядеть, так как центральная антигравитационная платформа с политиками поднялась еще выше вверх и, пролетев над головами бушующей толпы через ратушную площадь, заняла почетное место в начале карнавального шествия.

Алекс как завороженный смотрел на вспыхнувшее внизу море огней. Казалось, что где-то рядом происходит извержение грандиозного вулкана, мгновенно превратившее улицы южного города в потоки кипящей лавы, грозящей снести все на своем пути.

Красс оглянулся назад. Зрелище завораживало. С головной платформы, которая неторопливо приближалась к окраинам города, открывался вид на центральный проспект Буэнос-Айреса, воздушное пространство над которым сразу на нескольких уровнях было запружено праздничными платформами.

На верхнем уровне расположились антигравитационные платформы с комедиантами, там непрерывно разыгрывались представления в духе древних уличных гуляний. Со своего места Красс разглядел индийских факиров, бесстрашно глотавших огонь, многочисленных укротителей ядовитых змей с ритуальными дудками, клоунов на огромных палках-ходулях, которые, казалось, могли запросто свалиться вниз с тридцатиметровой высоты. Дальше за ними виднелась платформа с тиграми, которые прыгали через огненные кольца. Натуральные были тигры или трехмерные, Алекс не смог увидеть, но решил, что, скорее, трехмерные. Вряд ли для представления власти разрешили бы выпустить на платформу живых тигров, хотя невидимая электрическая сетка вокруг нее хорошо защищала людей от смены настроений хищников.

Чуть ниже, на втором уровне, медленно передвигались платформы с музыкантами. Похоже, сюда собрались любители музыки со всей планеты. Звуки, разносившиеся по окрестностям со второго уровня, представляли собой скорее жуткую какофонию, чем услаждали слух, поскольку группы, ансамбли и оркестры, приехавшие на карнавал в Буэнос-Айресе, прославляли совершенно разные музыкальные стили, и в этом состояла суть карнавала. Оттуда доносились вперемешку «Третья Героическая» симфония и «Аппассионата» Людвига Ван Бетховена, французская гордость «Марсельеза» (советник президента при этом прослезился), «Гори, гори, моя звезда…», национальный гимн Замбези, «Токката и фуга ре минор» Иоганна Себестьяна Баха, шаманская песня Авгуро Каньячеса, мексиканская народная песня «Лошади мои, быстроногие», кантата «Александр Невский» Прокофьева, жалостливая песня «Каждый китаец желает знать…», русская народная «Барин, барин, добрый барин», бравая песня «Правь, Британия, морями!», колыбельная «Дорогой ты мой Кунь-Лунь», дорожная «Гордый и храбрый Диего Родригес», песня ритуального жертвоприношения племени Брухунди с берегов реки Кубанго (Турпхе Бурундар Гхо при этом немного пританцовывал и постукивал о платформу ритуальным копьем предков) и так далее. Все это многозвучие грохотало одновременно и, благодаря системе трансляции звука, разносилось по всем отдаленным уголкам Буэнос-Айреса, так что любой житель столицы Земли или ее гость не остался неохваченным музыкой.

На третьем, самом близком к головам людей уровне, плыли платформы, на которых разыгрывались сценки из истории землян. Со своего места Красс мог видеть только то, что показывали, снабжая титрами, на боковых экранах, вмонтированных в стены домов. А транслировали там «Охоту на динозавров», «Возвышение и падение Римской Империи», «Захват Испании маврами», «Крестовый поход ко Гробу Господню в Иерусалим», «Осаду Ла-Рошели войсками Людовика XIII», «Изобретение парового котла и электрической лампочки», «Ленин и дети в Горках», «Красная Армия берет Берлин», «Белка и Стрелка», «Полет Гагарина в космос», «Ритуальный футбольный матч американских астронавтов после высадки на Луну и посещения местного туалета». «Первый турист на орбите Земли». Дальнейший ход истории был Крассу более-менее известен.

Алекс стоял у края платформы, держась за ограждение, и смотрел, не отрываясь, на мелькавшие картинки, когда кто-то неожиданно приблизился к нему сбоку.

— Ну, вы только взгляните на это, капитан, — Пьер де Сан-Треморвзял его под локоть, жестом дав понять, что их разговор не передается в общую сеть, — сколько веков прошло, а человек все тот же. Хочет хлеба и зрелищ. Ничего не меняется, и, я вам скажу больше, капитан, ничего в природе гомо-сапиенса не изменится никогда. Иногда я чувствую себя словно на родине своих предков, в древней Франции, когда люди предавались празднествам и убийству с одинаковым желанием. К счастью, в наш век мы почти победили вторую страсть.