Чез Бренчли - Башня Королевской Дочери

- Сьер, это был мальчик из конюшен...

- Один из шарайцев?

- Да, сьер.

- Почему?

- Я промывал рану, сьер, смывал кровь, а он увидел это и принес мне лекарство.

- Ах вот как? А что за лекарство?

- Мазь. Он сказал, что ею лечат лошадей, но людям она тоже помогает, сьер.

- Мазь для лошадей?

- Да, сьер.

На мгновение лицо рыцаря стало задумчивым, словно на него нахлынули воспоминания или же словно ответ вызвал в его голове другой вопрос. Но тут его брови дрогнули, и рыцарь произнес:

- Не сомневаюсь, что хуже от этого тебе не будет. Но расскажи об этом после завтрака своему исповеднику и попроси его отпустить тебя в лазарет. Это приказ, Маррон.

- Да, сьер...

- Ну так иди. А после лазарета придешь ко мне, как обычно.

Маррон вышел из комнаты, одолеваемый страхами. Когда в трапезной он сядет за стол рядом со своими братьями, никто не заговорит с ним, ибо преломлять и вкушать хлеб положено в молчании. Но и после еды никто не скажет ему ни слова. Все будут видеть в нем нарушителя, будут ждать гнева фра Пиета, и никто не встанет рядом с Марроном, чтобы не навлечь на себя кары. Никто, кроме Олдо но Олдо тоже не встанет рядом и не заговорит с Марроном, потому что уже который день избегает его.

Маррон останется в одиночестве среди своих братьев и будет одинок, как все эти дни. Фра Пиет распределит между остальными их обязанности, а Маррона отзовет в сторонку. Маррон встанет перед ним на колени, подобрав подол рясы, чтобы обнаженные ноги коснулись камня. Потом фра Пиет сомкнет руки на голове Маррона и сожмет их. Они посмотрят друг на друга - не отводя взгляда, глаза в глаза - и заговорят друг с другом перед лицом Господа. И ничто не останется тайной, и Маррон во всем покается...

С самого начала все пошло не так, как он ожидал. Фра Пиет, мрачный и зловещий, словно ангел мщения, встретил его у дверей трапезной.

- А, Маррон! Вижу, пес спешит на запах еды. Если бы ты задержался еще на час, тебя стали бы разыскивать по всему замку с собаками. Идем со мной.

Он пошел вперед, а Маррон следом, словно побитая собака. Они прошли по замку, по коридорам, которые казались уже не страшными, не угрожающими, а просто сумрачными, полными теней. Наконец они вошли в маленькую часовенку, куда в первый же вечер в Роке привели весь отряд Маррона и где он никогда больше не бывал. На алтаре горела лампа; фра Пиет на мгновение преклонил колена, и Маррон последовал его примеру. Встав, исповедник шагнул в промежуток между двумя колоннами,, где был выложен медный знак Господа, а юноша бросился к ногам фра Пиета.

Это было хуже, чем ожидал Маррон: каяться здесь, да еще на голодный желудок. Подобрав подол рясы, он встал на колени, дрожа от холодного прикосновения; фра Пиет положил кончики пальцев на щеки Маррона, и юноша почувствовал, что от них исходит не только холод.

- Что ж, начнем. Итак, брат, перед лицом Господа свидетельствую: ты без разрешения покинул своих товарищей и дважды пропустил святую службу. Расскажи, где ты был и что делал.

- Брат, сьер Антон, рыцарь, которому я должен служить...

- Да?

Говорить было очень тяжело - глаза фра Пиета жгли его, а всеведущий Господь слушал его. Маррон вспомнил о вине, о том, как хотелось спать, как он заснул под звуки смеха, как проснулся с головной болью, не понимая, где он, вспомнил даже о теплых мехах; он пытался заставить себя сказать правду, но не всю. Лучше уж гнев Господа, чем фра Пиета, подумал он...

- Он не отпустил меня, брат. Когда мы услышали в полночь колокол, у меня не было времени, чтобы присоединиться к братьям. Мы отслужили службу вместе у него в комнате, как делаем это каждый полдень, а потом он приказал мне остаться у него до зари, и на рассвете мы снова молились...

Жесткие искривленные ледяные пальцы крепче обхватили голову Маррона.

- Ты провел ночь в его комнате? В комнате сьера Антона?

- Да, брат исповедник. - Тут он снова мог солгать, отвлечь внимание фра Пиета мелким признанием: - Я знаю, я должен был спать на голом полу, но он дал мне меха со своей постели, и я спал на них...

- Что кроме этого?

- Я не понял, брат.

- Мы не спим на мягком, брат Маррон. Таково правило, но ты поддался искушению и нарушил его. Прекрасно. Что еще ты совершил из того, чего не должен был делать?

- Я... - Седалище Маррона чувствовало холод пяток, и он ухватился за это. - Я забыл свои сандалии. - Только бы он не спросил, где именно!

- Ты забыл свои сандалии. Что еще?

- Брат, я не знаю, в чем еще я провинился. - Эти слова по ритуалу полагалось говорить в конце исповеди. Он снова солгал; в желудке у него плескалось вино, и, когда фра Пиет пошевелил ноздрями, Маррон решил, что он все учуял. Но...

- Я не могу винить тебя за отсутствие, ибо ты повинуешься рыцарю; винить же его я не могу, ибо он выше меня. Но за то, что ты спал на мехах, ты воздержишься на сегодня от еды, брат. Ты ляжешь спать голодным, и это будет тебе наказанием. За потерю же сандалий, носить которые предписывает Устав, ты станешь ходить босым до тех пор, пока я не позволю тебе обуться.

- Да, брат.

Это был конец, и Маррон почувствовал одновременно радость и омерзение; он не лгал на исповеди с детских лет и теперь подозревал, что Господь пожелает уничтожить его молниями. Однако оставался еще один вопрос. "После завтрака", сказал сьер Антон, но завтрака у Маррона не будет. Лучше уж спросить сейчас и покончить с этим...

- Фра Пиет, разрешено ли мне будет сходить к брату лекарю?

- Зачем? Ты болен?

- Нет, брат, но моя рана снова кровоточила.

- Покажи.

Маррон неохотно обнажил руку. Фра Пиет посмотрел на бинт, весь в пятнах, и произнес:

- Повязку снимали и снова завязывали. Это ты сделал?

- Да, брат.

Пальцы фра Пиета оплели предплечье Маррона и нажали на повязку. Маррон моргнул, хотя боль была несильной. Скрюченные пальцы молча развязали узлы и сняли бинт.

Порез покраснел и все еще не желал зарастать, но ране явно становилось лучше. От мази, которую дал Маррону Мустар, на коже осталось желтое пятно. Фра Пиет потер его пальцем и понюхал.

- Чем ты лечился, мальчик?

- Мазью, брат. - И, не вставая с колен, каясь: - Из конюшни...

- Лошадиной мазью?

- Да, брат.

Невероятно, но фра Пиет рассмеялся - хрипло, коротко. Он снова обхватил голову Маррона - исповедь продолжалась.

- Кто тебе ее дал?

Вина целиком лежала на Марроне; он не мог назвать Мустара и снова солгал.

- Никто, я сам взял. Я... перетрудил руку, упражняясь, - он не мог назвать имя сьера Антона и обвинить его, - и нарушил приказ брата лекаря...

- Ты испугался и решил скрыть это. Делать то, что тебе не было приказано, - неповиновение, брат. Лечить свою рану самому - неповиновение еще более тяжкое; если ты лечился неумело и внес заразу, ты не сможешь служить Господу. Твое тело больше не принадлежит тебе; оно отдано Ему.