Ник Саган - Рожденные в раю

– Береги себя, – говорит он. – Не забывай про лекарства.

На прощание он говорит мне:

– Твои мечты изменятся. А вместе с мечтами изменятся и представления о возможностях.

Наверное, это единственное, в чем Мутазз и Рашид согласны между собой.

Ты так опасен. Ты делаешь то, что делать не должен. Ты крадешь огонь у богов и сжигаешь в нем ложь. Любая новая идея опасна, но ты почему-то не можешь сдерживать себя. Но, черт возьми, знания сами просятся на свободу. Если кто-то прячется от света, который ты на них проливаешь, значит, это оправдывает твои поступки, и в том, что ты их совершаешь, следует винить темноту. Подумай о несчастных лебедях и голубках, о твоих товарищах по оружию и о твоих дамах сердца. Они томятся в неведении, слышишь ли ты их стенания?

Открой им глаза! Пусть и они отведают горькое яблоко знаний! Пульс учащается, кровь кипит от мысли о том, что ты можешь сделать для них.

Разве не так?

С ними или для них, шесть или восемь – так ли велика разница для руки судьбы?

Следуй путем Прометея, Мауи, Олифата, Тобо, Элевтерия [2], Койота. Впиши свое имя в длинный список имен героев-освободителей. Разрушь стены, сровняй с землей, уничтожь даже память об этом мире – и тогда взойдет новая заря.

Заря твоего дня.

Вашти звонит мне, когда я уже преодолела большую часть пути в Египет. Она звонит мне из фармацевтической лаборатории, и я вижу, что одновременно – обычно она так не поступает (хотя я постоянно так делаю) – она занята пересчетом светящихся красных пилюль, похожих на икринки лосося.

– Ты можешь говорить? – спрашивает она. – У тебя там нет никакой аварии или еще чего-нибудь?

– Нет, эти штуки летают сами.

– Ладно, тогда слушай, я просмотрела диагностику системы, которую ты мне прислала. Она слишком путаная и нечеткая. Какое у тебя расчетное время по программе?

– Я не определяла.

Она отрывает взгляд от своих пилюль, смотрит мне в лицо, потом снова возвращается к пилюлям. Качает головой, то ли удивленно, то ли неодобрительно.

– У тебя же смещаются данные, активируются программы, которые никто не вызывал, полным-полно фантомных ошибок. В чем дело?

– Как я это выясню, я тебе скажу, – отвечаю я ей. – Я еще не нашла причину.

– Ну, скажи хотя бы, что ты думаешь по этому поводу, – настаивает она. – Программа нестабильна, устарела или ее взломали хакеры?

– Да что угодно, любая из этих причин или все, вместе взятые. Я тебе уже говорила, что программисты отладили систему не полностью, им не хватило времени. Тысячи и тысячи программ взаимодействуют друг с другом ежесекундно, иногда в результате получается совершенно неожиданный эффект. Если честно, меня удивляет, что ГВР все еще нормально работает.

В ответ я получаю гримасу: Вашти чуть наклоняет голову и медленно, нарочито-снисходительно округляет глаза. Это выражение лица так для Вашти характерно…

– Ладно, брось. Ты ведь можешь контролировать систему и пожестче? Только не надо повторять, что это волна, а волну контролировать невозможно, на ней только можно прокатиться.

– Ваш, – холодно возражаю я, – мне надо развернуться, полететь назад и заниматься только этим? Как ты считаешь?

– Разве я это сказала? Нет, привози детей. Давай соединим оба племени вместе, а уж потом я буду очень рада, если ты сможешь немножко подлатать ГВР.

– Ладно, – соглашаюсь я.

– Замечательно, – отвечает она, а я просто киваю ей.

«Да, Ваш, – думаю я, – ты всегда выражаешь мне благодарность за мою работу. Даже когда ты забываешь про вежливость, я все равно слышу "спасибо" от тебя».

– Знаешь, я бы на самом деле развернулась, – продолжаю я. – Меня гложут сомнения. Я не знаю, разумна ли эта идея.

– Что, обмен? Это прекрасная идея, не будь дурочкой. Что плохого в том, чтобы дети познакомились со своими двоюродными братьями и сестрами?

– В прошлый раз… – говорю я, и вдруг понимаю, что я все еще зла на нее. Я-то думала, что уже миновала эту стадию, но я чувствую, как руки снова сжимаются в кулаки. – В прошлый раз заболела Гесса, и ты только пожимала плечами, Вашти, просто пожимала плечами и говорила, что у нее «дефект конструкции».

– Это было глупо с моей стороны, – соглашается она. – Бесчувственно. Нехорошо так говорить. Хотя по сути верно. У детей Исаака иммунодефицит – он этого хотел, и он это получил. Пусть он и отвечает за ее смерть.

– Но она умерла под твоим наблюдением, – напомнила я.

– Да, под моим наблюдением и под наблюдением Шампань. Нам следовало повнимательнее приглядывать за ней. Я с радостью признаю это. Меа culpa [3]. – Она смотрит на меня, будто прикидывая, сколько раз ей придется просить прощения.

– Это не повторится, – наконец заверяет она меня.

Однако ее слова меня не убеждают. Она хочет, чтобы это не повторилось, но она не может этого пообещать. Людей, которых мы любим, не всегда удается спасти.

файл 302: Принцесса и счастливый поворот судьбы – открыть.

Прекрасная новость! Иззи случайно услышала, что мамы недовольны Пандорой. Они считают, что она слишком разбрасывается. Вероятно, они полагают, что ей нужен помощник.

Это может сработать мне на руку.

Пока все новости. Пока…

Блокировка.

Файл 302: Принцесса и счастливый поворот судьбы – заблокировано.

Мне еще не приходилось летать на транспортном коптере. Странный на вид летательный аппарат с наклонным винтом, аэродинамический, гладкий и обтекаемый, похож на черное яйцо с пропеллерами на регулируемых крыльях. Во время полета, пока колеса не коснутся песка, и пока работает мотор, весь его корпус сотрясает вибрация. Сегодня утром по небу плывут тяжелые облака, солнце едва проглядывает сквозь дымку, и лишь кое-где пробивают себе дорогу к земле его красноватые лучи.

Яйцеобразный коптер раскрывается, и из него выходит Пандора. Она радостно машет рукой встречающим. Мы машем ей в ответ и спешим навстречу. Первым добегает отец.

– Исаак… – говорит она, крепко его обнимая и кончиками пальцев дотрагиваясь до его щеки. Мне всегда нравились тепло их отношений, их нежность друг к другу, симпатия, не нуждающаяся в словах. Из всех родственников она ближе всех моему отцу. Даже если они в чем-то не согласны друг с другом, они все равно поддерживают друг друга.

Она мне родственница не по крови, и все же в моем сердце теплится любовь к ней. Ее губы всегда готовы к улыбке, но в глазах живут грусть и скорбь. Она пользуется пудрой с блестками, чтобы отвлекать взгляд от ее раненых глаз, но, сколько бы ни серебрила она лицо, я все равно вижу печаль в ее глазах. Желание защищать ее рождает мечты, и они мне нравятся, мне приятно думать об этом. Увы! Из этого ничего не выйдет. Мы совсем не подходим друг другу, и мне не хватит опыта, чтобы утолить ее печали.