Джеймс Уайт - Скорая помощь

Конвей торопливо подошел к столу и взял с подноса с инструментами аэрозольный баллончик со стерильным составом. которым некоторые врачи-неземляне предпочитали покрывать свои конечности вместо того, чтобы перед операцией натягивать перчатки. Для начала Конвей проверил, хорошо ли действует баллончик, поскольку он не был приспособлен для пальцев ДБДГ. Как только он уверился в том, что сумеет уверенно направить струю жидкости, Конвей направился к беззащитному пушистому клубочку – пациентке ДБПК.

– Конвей, вы что там, проклятие, задумали? – поинтересовался О'Мара.

– В данных обстоятельствах цвет краски не должен слишком волновать нашу пациентку, – отозвался Конвей, размышляя вслух и не отвечая пока на вопрос Главного психолога. – Приликла, – продолжал он, – будь так добр, переберись поближе к пациентке. Я уверен, что в ближайшие несколько минут в ее эмоциональном излучении произойдут выраженные изменения.

– Твои чувства мне видны, друг Конвей, – ответил Приликла.

Конвей нервно рассмеялся и проговорил:

– В таком случае я перефразирую: друг Приликла, я совершенно уверен в том, что знаю ответ. Ну а что там у нас с эмоциями пациентки?

– Без изменения, друг Конвей, – отозвался эмпат. – Господствует ощущение озабоченности – то же самое, что я уловил вскоре после того, как пациентка пришла в сознание и оправилась от первого порыва страха и смятения. Я улавливаю глубокую озабоченность, печаль и беспомощность и… и вину. Вероятно, она думает о своих погибших друзьях.

– О друзьях – это точно, – пробормотал Конвей, нажал на рычажок и принялся обрызгивать красящим составом проплешину над хвостом ДБПК. Краска была ярко-красная, совершенно безвредная. – Она переживает за своих друзей, которые еще живы.

Краска быстро высохла и образовала прочную эластичную пленку. Когда Конвей наложил второй слой, пациентка высунула головку из-под пушистого хвоста, взглянула на покрытую краской проплешинку, повернула мордочку к Конвею и долго не спускала с него взгляд своих больших влажных глаз. Конвей еле удержался, чтобы не погладить ее по головке.

Приликла издал взволнованную непереводимую трель и сообщил:

– Эмоциональное излучение пациентки подверглось значительным изменениям, друг Конвей. Вместо озабоченности и тоски она теперь излучает необычайное облегчение.

«И я, – подумал Конвей, – тоже», а вслух сказал:

– Все, ребята. Отбой тревоги. Никакого заражения нет.

Все смотрели на него, а чувства в палате бушевали столь сильные, что Приликла прицепился присосками к потолку и трясся, словно угодил в самый эпицентр сильнейшего урагана. Лицо полковника Скемптона с экрана исчезло, и теперь Конвей видел только суровое, словно бы высеченное из гранита лицо Главного психолога. Глазами О'Мара метал молнии.

– Конвей, – хрипло проговорил он, – объясните, в чем дело.

Конвей начал объяснения с того, что попросил включить видеозапись с момента за несколько минут до того, как пациентка-ДБПК пришла в сознание после операции. В то время, как все наблюдали за Торннастором, кельгианской операционной сестрой и Эдальнетом, отошедшим на пару шагов, чтобы поправить воздушный шланг пациентки, Конвей сказал:

– На борту «Ргабвара» никто не пострадал потому, что в то время пациентка была без сознания. Что касается троих членов хирургической бригады, то они, пожалуй, для кого-то из своих сородичей могут казаться красавцами, но для существа – подчеркну, для существа, не достигшего зрелости, – которое видит их впервые в жизни, все трое запросто могли показаться жуткими страшилищами. В таких обстоятельствах вполне понятен и страх, и паника, но обратите, пожалуйста, особое внимание на то, как отреагировала пациентка физически на кажущуюся угрозу.

Ее глаза широко открылись, – продолжал Конвей, – тело напряглось, грудная клетка расширилась. Вы все, конечно, согласитесь с тем, что это вполне нормальная реакция. В первые мгновения страх сковал пациентку, затем последовала гипервентиляция – пациентка набрала в легкие как можно больше воздуха то ли для того, чтобы крикнуть и позвать на помощь, то ли для того, чтобы подготовиться к спешному бегству. Но наше внимание было сосредоточено на троих медиках и пострадавшем вместе с ними работнике транспортировочной бригады, и потому мы не заметили, что грудная клетка пациентки оставалась расширенной несколько минут и что на самом деле она задержала дыхание.

На экране Торннастор тяжело рухнул на пол, сестра-кельгианка упала и превратилась в груду серебристо-серого меха, стукнулся с треском об пол жесткий панцирь Эдальнета, повалился без чувств парень-транспортировщик. Затем все, у кого не было средств защиты, бросились к носилкам и к кислородным аппаратам. Конвей продолжал:

– Воздействие этого так называемого «микроба» было внезапным и тяжелейшим. Удушье, частичная дыхательная недостаточность, глубокий обморок, явные признаки поражения произвольной и непроизвольной мышечных систем. Однако не имело места повышение температуры – первый признак инфекционного заболевания. Если же мы исключим инфекцию, то остается сделать вывод о том, что ДБПК не настолько беззащитны, как кажется…

Для того чтобы стать доминирующей формой жизни на своей родной планете, ДБПК должны были обзавестись каким-то средством самообороны, – продолжал свои пояснения Конвей. – Точнее говоря, у тех существ, что отчаянно нуждались в таком средстве, оно имелось. Вероятно, взрослые ДБПК были достаточно сообразительны и подвижны и умели без лишних неприятностей защищать своих детенышей, когда те были малы. Но потом детеныши становились слишком крупными, и их уже невозможно было переносить с места на место, но при этом они оставались слишком неопытными и сами себя защищать не умели. Постепенно у них сформировалось средство самообороны, весьма эффективно действовавшее на все живое и дышащее.

При угрозе со стороны естественных врагов юные ДБПК выпускали газ, по принципу действия напоминавший древний земной яд кураре, а по скорости действия – некоторые из изобретенных позднее нервно-паралитических газов. В результате враг переставал дышать и более не представлял угрозы для подростка-ДБПК. Однако этот газ являлся обоюдоострым оружием – он вызывал удушье у всех кислорододышащих, в том числе и у самих ДБПК. Но механизм выброса газа заставлял ДБПК инстинктивно задерживать дыхание, а это означало, что ядовитое вещество имело сложную и неустойчивую молекулярную структуру, что оно разлагалось и становилось безвредным через несколько мгновений после выброса, но в это время потенциальный враг уже не мог грозить юному ДБПК.

По мере развития цивилизации и возникновения городов большие группы ДБПК стали жить рядом, скученно, и защитный механизм, которым природа наделила детей, стал опасной помехой для компактного проживания. Неожиданно напуганный ребенок, среагировав инстинктивно, мог непреднамеренно убить своих родителей, случайных прохожих на улице или соучеников в школе. Поэтому орган, выпускавший ядовитый газ, покрывали краской и запечатывали до тех пор, пока ребенок не достигал зрелости. Сам же орган к этому времени становился неактивным. На взгляд Конвея, должны были существовать какие-то психологические или социальные причины, согласно которым орган подростков красили «под взрослый»…