Владимир Булат - Лишь бы не было войны

Судьба в образе Виолы встречала меня в первый день весны на перроне Варшавского вокзала.

АВЕНТЮРА ПЯТАЯ,

из которой читатель узнает, что защита чести и достоинства граничит с преступлением против человечности.

Евреи, как и всякий кочевой народ, были нечистоплотны, и это вызывало отвращение у оседлого населения.

С.Я.Лурье.

Виола ничуть не изменилась, однако по ее обеспокоенному лицу я понял, что что-то произошло.

- Мой двойник снова защищал свою библиотеку? - сразу же спросил я после сдержанных приветствий.

- На этот раз похуже.

- Что же случилось?

- А вот что. Позавчера на лекции по диалектическому материализму, сразу после каникул, наш лектор Моисей Давидович Доберман-Пинскер - фамилия довольно смешная, правда? - рассердился за опоздание нескольких студенток, стал читать им мораль и дошел до того, что сказал, мол, слишком много русские девушки рожают... Ты ведь сам студент и знаешь студенческое кредо всех времен и народов: собака лает, караван идет. Так нет! ему понадобилось встревать, и требовать от профессора извинений перед русскими девушками, будто тот когда-нибудь извинится. Что за человек! Он постоянно попадает в какие-нибудь дурацкие истории, а иногда и меня впутывает...

- Это просто поразительно, - усмехнулся я. Мы шли через вокзальную площадь, где к нам приставали цыганки, - ты жалуешься мне на меня самого.

- Ой! Никак не могу привыкнуть... Но ты какой-то другой.

- Что ж было дальше?

- Тот, естественно, не извинился, а Вальдемар тогда пожелал ему всех чертей и вышел.

- А ведь он правильно поступил, - произнес я, проходя через контроль. Всякий человек на его месте, я думаю, поступил бы так же, вне зависимости от национальной принадлежности,

- М-да, все вы одинаковы, - с легкой мечтательностью протянула Виола (именно эта мечтательность сводила меня с ума) и тут же рассмеялась сказанному.

- А поскольку, - продолжала Виола, - он слишком самодоволен, чтобы иметь лишь одних друзей, началось разбирательство... И тут он вспомнил о тебе.

- В каком смысле?..

- Рассказал следователю о твоем существовании. Следователь сошел с ума - я не шучу. И дело передали в Горуправление МГБ - это их компетенция.

- Так-так. Мой кузен, уж позволь мне его так называть, живет за счет моей вящей славы. Я не удивлюсь, если он скоро будет показывать меня на ярмарках.

- Дело, конечно, секретное, но если кому рассказать - никто не поверит, так что подписку о неразглашении с нас пока что не взяли. А вообще учти: мы сейчас под наблюдением.

Это окончательно меня обескуражило. Я огляделся - мы стояли на перроне метро - но никого подозрительного не заметил.

- Ну, как там, в Германии? - поинтересовалась она.

- Мама тебе тут подарки передала, - кивнул я на свой чемодан. - Это ведь вы теперь станете невыездными?..

- Не знаю, а мой супруг полон мрачного оптимизма.

Вальдемар был дома и в отличном настроении:

- Приветствую берлинского паломника! Нас ждут великие дела, герр Вальдемар!

- В чем же они будут заключаться?

- Твоим появлением заинтересовались многие люди, до членов правительства включительно. Ты можешь стать своего рола серым кардиналом нашей системы.

- Неужели мои познания столь важны, что ими интересуются даже члены правительства? - с большой долей иронии спросил я.

- Как?! Неужели ты сомневаешься в колоссальной важности твоего появления здесь?! Да ведь это событие сравнимо по масштабам разве что с изобретением радио! Если бы ты мог быть рассекречен, ты был бы знаменитее Гагарина.

- Первым космонавтом, - поправил я его, - был барон Германарих фон Остгейм.

- Не придирайся к словам! Ты даже не представляешь, в каком диком восторге десять НИИ, которые будут нас изучать!

- И Виолу тоже? - продолжал я иронизировать.

- Да нет же! Нас с тобой! - он был неистов, как Луи де Фюнес, - Наука прикасается к самому неизведанному - к проблеме времени и пространства!

- Умерь свои восторги, Вальдемар. Мы во всей этой истории исполняем роли морских свинок, а не все морские свинки доживают до конца эксперимента. И потом я вижу разницу интереса ко мне со стороны науки и со стороны госбезопасности. Последним я нужен, грубо говоря, лишь затем, чтобы назвать явки, пароли и клички. А как только они все это выяснят, свидетели будут им в тягость.

- Ну что за демократический пароксизм! Ты хоть сам понимаешь, что ты говоришь? Да, забили вам там демагоги голову! Я нашел там у тебя в сумке книжку "Пособие по истории СССР для поступающих в ВУЗы".

- Да, я брал ее в тот вечер у Алешки почитать - до чего дошла историческая наука.

- До идиотизма - вот до чего! Извини меня, может, я оскорбляю твою демократическую щепетильность, но эта история СССР смахивает на историю Рима, написанную галерными рабами.

- Да какой из меня демократ? Я ж не еврей, не сутенер и не журналист... Ладно, черт с ним! А как они посмотрели на мою берлинскую экскурсию?

- Здесь и меня ждало удивление. Я ведь хотел дождаться твоего возвращения... но так получилось... Они, впрочем, отнеслись к этому весьма беспечно. Хотя, если поразмыслить: какие "тайны" ты мог выдать немцам?! Это все равно, что докладывать Кромвелю о валенном исходе битвы при Гастингсе.

- Да нет, я был архиосторожен. Хотя однажды я чуть не попался, из-за джинсов. Ты должен был меня предупредить.

- Ну, знаешь! Я не женщина, и за модой следить не обязан. Однако, я вижу, - кивнул он за окно, - машину. Это приехали ученые...

Я думаю, читатель вряд ли найдет интересным описание многочисленных медицинских процедур, которые мне и моему двойнику пришлось вынести в течение следующего месяца. Ни я, ни Вальдемар терпеть не можем медицинских обследований, а особенно в таких количествах. Врачи же дошли до какого-то исступления. Они определили и сравнили наш состав крови, ритм сердцебиения, биологический возраст, психические реакции и эротические фантазии. Мы заполнили никак не меньше двенадцати тысяч страниц всяческих тестов, в том числе и придурковатый тест Роршаха, будто мы были какими-то детсадиковскими недорослями. Группа крови у нас была одинаковой, состав тоже, генетический код идентичен, реакции - в норме, наш биологический возраст заметно отставал от календарного, так что врач-геронтолог, как гадалка, посулила нам долгую жизнь, а в пятне Роршаха я приметил двух тощих котов, а он - гриб ядерного взрыва. Несчастная Виола, должно быть, боялась, что ее заставят родить от каждого из нас по ребенку, чтобы изучать и их, но до этого не дошло, и только однажды ее попросили опознать своего мужа из нас двоих: мы стояли плечом к плечу в одинаковых трусах и с одинаковыми стрижками - она не смогла этого сделать. Потом уже я узнал, что три медика обязаны мне своими докторскими диссертациями, а один даже стал академиком.