Александр Белаш - Красные карлики

– Далеко от Узы. Если нас ищут – не найдут. Когда эти стервятники подлетели, мы были в респираторах – значит, по внешности нас опознать нельзя, – хладнокровно поделился соображениями Артон. – Скоро закроют уличные крыши; в потёмках вам будет удобней пробраться домой. Мне проводить вас?.. Или, если хотите, рядом моё общежитие, там есть душ – не побрезгуете?

– Артон живёт с бинджи, в Биндюшнике, – скрипнул Кайчеке. – Свояченица, пойдём к моей жене. У нас бассейн, искупаемся. Бинджи дрянные, обзываются последними словами.

– Мужчина лайгито, чем оговаривать биндэйю, лучше осмотри своё оружие. Мало ли, стрелять придётся – а оно вдруг неисправно.

– Ты прав, Артон, – признал Кайчеке, достав из прикреплённой к туловищу кобуры ньягонский бластер. За одну подобную находку при обыске краснокожему светила каторга. Миниатюрный пистолет, мечущий пучки плазмы, был сделан под четырёхпалую ладошку ньяго, но и в лапке хэйранца лежал очень удобно. – Конечно, его следует почистить. И проверить в действии.

– Проверить – за городом, хорошо?

– Я буду осторожен.

– Выбирайте, Руна – душ или бассейн?

– Не хотелось бы мыться с другими.

– Ничего не попишешь, придётся. Или с бинджи, или с хэйранцами. Я буду рядом, не волнуйтесь.

– Это меня тоже не устраивает. – Девушка рассерженно нахмурилась.

– Бросьте, Руна; я робот.

«Нет уж, не киборг. Мог бы просто закрыть мне глаза, а то схватил и стиснул. Я не инженер-роботехник, чтобы разбираться в твоих чувствах и психологических проблемах – лучше держаться на дистанции!»

– Да, он муляж, – по-мужски поддержал Форта Кайчеке. – Он доказал свою преданность. Ты смело можешь брать его в боевые мужья! Любой лайгито со мной согласится.

У Руны вырвался судорожный смешок; она встала:

– Кайчеке, я иду с тобой. А вы… Кермак… я вам очень, ОЧЕНЬ благодарна. Спасибо, что вытащили меня с Узы.

– Я могу считать ваши слова частным признанием того, что я – Кермак?

– Лично для меня – да. Вот что – первого флореаля приезжает мой патрон. Приходите со своим бинджи часам к двенадцати, я проведу вас прямо к Френкелю. Пока это единственное, что я могу сделать для вас.

Волоча по земле два мешка дряни, во дворик вошёл старый, немного облезлый и бедно одетый яунджи с отвислыми большими бакенбардами, похожими на лохматые жабры; его снулое лицо совершенно не изменилось при виде диковинной компании у люка.

– Ааа, Артон. Привет. Я спросил насчёт твоего приятеля, – меланхолично прожевал яунджи впалым ртом. – Ветеринар примет его без полиса, как домашнее животное. Но ветеринару надо дать на лапу. У него семья.

– Он толковый специалист, твой ветеринар?

– Ооо, да. Мы все у него лечимся – и я, и моя жена, и мои дети, и наши соседи…

Простившись с Руной и Кайчеке, Форт пошёл к дому 70. Пока он отсутствовал, отдел социальных связей и публичной пропаганды при административном департаменте префектуры позаботился украсить Биндюшник новым красочным плакатом. Разумеется, там был изображён Уго Чсрубини – на сей раз пожимающий ручищу здоровенному биидэйю, а позади них разевал пасть механический монстр.

– Граждане, солнце на максимуме, – зычно возгласил в вышине роботический голос. – Конец естественного освещения.

Створки уличных перекрытий начали опускаться, погружая Купер-Порт в сумерки. Понёсся ветерок – усилилась вентиляция, отгоняя избыток тепла.

Верный грузчик, как Форт и ожидал, был дома. С тех пор, как они вместились в дом 70, Нуриндех с него глаз не спускала и стерегла, чтобы милый случайно не остался без присмотра и не отправился в локерию. А то как попадёт на локовище к соратничкам по хэйранской войне, к этим пропойцам-забулдыгам, загуляет до беспамятства и возвратится через месяц – босиком и весь в грибах.

Джифаренге обречённо загребал кашу ложкой величиной с половник, а Нуриндех поливала кашу жиром цекулы, очень невкусным, но полезным для здоровья:

– Ешь, изверг. Ешь, проклятый. Всю жизнь мою загубил.

Она удалилась, лишь когда Джифаренге вылизал тарелку.

– Как сходили, капитан? Чего новенького рассказала эта фифа? Слышно, на Узе была потасовка с фараонами, кого-то похватали…

– Не застал, не знаю. А новости такие – нам надо вернуть флаер. Что решит Френкель, неизвестно, а флаер – доказательство того, что мы не умерли. Если найдём и предъявим «Центурион», можно считать, мы выиграли.

– Как «Центурион»? – опешил Джифаренге. – Что, опять на G-120?..

– Если придётся, то даже пешком, – непререкаемо взглянул Форт.

ЛаБинда захватила болотистую Хэйру очень давно – ещё до Четвертой звёздной войны и до контакта землян и яунджи с цивилизациями Верхнего Стола. И сто восемьдесят имперских лет (180! это круглое число обожали публицисты, без устали обличавшие биндский экспансионизм) она выжигала там флору и фауну, чтобы выделять из пепла керилен, необходимый для космических движков и бомб, да воевали с Джифарой, где биндэйю-старатели стакнулись с царицами лайгито и удерживали за собой выходы кериленовых жил, сколотив межвидовую армию головорезов. «180 лет экоцида» – пришлёпнули печать на лоб ЛаБинде высшие миры, когда хэйранцы с «жалобной бумагой» добрались-таки до Верхнего Стола и были признаны разумными. «180 лет экоцида» – выводила струёй краски юная Руна, до слёз наглядевшись таких гневных фильмов про Хэйру, как «Сожжённый мир» и «Поступь дьявола». Хотя уже три сотни лет миновало с признания прав хэйранцев, никто не соскучился клеймить синих горилл – как можно простить тех, кто захапал САМЫЙ урожайный источник керилена?!

Правозащитники много хлопотали о судьбе жаб-людоедов, пытались прививать им демократию – но издали и умозрительно, путём петиций и прожектов, отправляемых по почте. Никто не стремился лично просвещать хэйранцев – жить на Хэйре жарко, сыро и противно. Поэтому родоплеменные и рабовладельческие общества сохранились там в неприкосновенности, а вдобавок дошлые хэйранцы (особенно в Джифаре) освоили технику кериленового уровня и, минуя колесо, порох и паровую машину, сразу перешли к воздушной подушке, газовым орудиям и К-реактору. Биндэйю подарили звёздному сообществу дикарскую цивилизацию с современным вооружением.

И самое ужасное – это лишь сейчас пришло в голову Руне – биндэйю дали хэйранцам понятие о канцелярском делопроизводстве. Всеядные жабы отнеслись к искусству бюрократии с огромным интересом и скопировали все правила деловой переписки, чудовищно усугубив их обычаями своей культуры, застрявшей где-то во временах месопотамских городов-царств.