«ЕСЛИ» - ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №6 2007 г.

Какой оказалась реальная судьба колонии и ее обитателей, никто сказать не может. Включение пробойника равносильно исчезновению из мира — во всех смыслах. Но за последующие столетия были построены сотни пробойников. Миллионы пионеров покинули первый новый мир, молясь о более насыщенном воздухе и более вкусной пище. А после шести столетий эмиграции потомки Калы собрались вокруг небольшого пробойника класса «Б», прочли отрывки из Библии и «Заветов Жен», а затем вместе сделали короткий, но великий шаг в неизвестность.

В девятнадцать лет Кала подала заявление в «Комитет по паркам» и благодаря везению и собственной настойчивости получила назначение в тот самый заповедник, где побывала в детстве. Ей выдали тяжелые ботинки, широкополую шляпу и мешковатую коричневую униформу с пришпиленной к груди табличкой «Новичок». Первую неделю лета она провела, водя на экскурсии туристов, которых интересовали местная флора и фауна. Но это назначение не стало рывком в ее карьере, поэтому Калу вскоре перевели на уничтожение «экзотики» — что, как выяснилось, означало своего рода повышение. Она получила полную свободу и могла ездить по грунтовым дорогам на служебном грузовичке, останавливаясь в заданных местах и глубоко забредая в чужой лес. Каждые несколько дней приходилось осматривать сотни ловушек. Местных животных она освобождала, а первоначальных следовало убивать из пневматического пистолета, заряженного иглами, или отработанным ударом по голове. В конце дня она возвращалась на базу, надевала пластиковые перчатки и бросала в кремационную печь трупики — в основном жирных скворцов и еще более жирных домовых мышей. Если они умирали еще в ловушке, то тушки начинали пованивать. Но она быстро привыкла к своим кровавым обязанностям. Кала считала, что делает важную, но малоприятную работу, и часто представляла себя одиноким солдатом на передовой, воюющим за правое дело, причем почти даром: за скромные деньги, редкое поощрение и, разумеется, за возможность каждое утро возвращаться в первозданную природу и еще один долгий день наслаждаться ее обреченной и угасающей странностью.

Как-то июльским днем, когда она возилась у печи, к ней подошел другой новичок. У них были приятельские отношения, но в тот день юноша непонятно почему выглядел смущенным. Едва он увидел Калу, как лицо его напряглось, шаг замедлился, а затем — наверное, когда он заметил ее удивление — снова ускорился.

— Привет, — едва слышно буркнул он.

Кала бросила в печь дохлого кота и улыбнулась:

— Слышал новость? Нашли новое стадо долгоногов. Над ледником святой Марии.

Юноша помялся, затем торопливо выпалил:

— У меня есть поручение. До встречи.

Кала уже давно поняла, что не очень-то чувствительна к эмоциям других. И раз сейчас она заметила что-то неладное, то весьма велика вероятность, что это небеспочвенно. Почему парень так нервничал? У нее опять неприятности? И если да, то в чем она ошиблась на этот раз?

Когда Кала водила экскурсии, произошел дурацкий инцидент. Среди туристов затесался хвастливый придурок из «Культа прадеда». Его личной миссией было сорвать ее лекцию. Кала описывала ложные сосны и объясняла, почему томтомы полностью зависят от этих растений. И внезапно этот кретин ее перебил, идиотским голосом заявив, что местные деревья столь же бесполезны, сколь уродливы, все туземные животные тупее бревен и что их работа в этом мире не завершится, пока каждый жалкий и мерзкий уголок вроде этого не превратится в дубовые рощи и бетон.

Работа Калы требовала сдержанности. Экскурсоводам не полагалось высказывать собственное мнение, если оно не совпадало с официальной политикой заповедника. Обычно ей удавалось обуздывать свои чувства. И она сдержалась, когда ее еще трижды громко прервали. Но когда провокатор упомянул пятнадцать своих сыновей и двенадцать красавиц-дочерей, похваляясь, что каждый его отпрыск попадет в новый мир, терпение Калы лопнуло. Она была вдвое моложе и вдвое меньше мерзавца, но все же подошла к нему, ткнула пальцем в живот и процедила:

— Будь я вашим ребенком, тоже захотела бы покинуть этот мир! Почти все слушатели улыбнулись, а многие даже рассмеялись. Придурок развернулся и зашагал к конторе, и к концу дня Кала получила новую работу — убивать диких котов и прочих вредителей. Последние тушки уже отправились в печь, когда со станции пришел начальник Калы — пожилой мужчина, всю жизнь прослуживший государственным чиновником и наверняка мечтавший без тревог доработать до пенсии, а затем мирно упокоиться. Приблизившись к темпераментной девушке, начальник вымученно улыбнулся, дважды назвал новенькую по имени и лишь потом осторожно произнес:

— Мне надо с тобой поговорить.

На земле валялся последний безголовый скворец. Кала пинком отправила тушку в печь и захлопнула тяжелую железную дверцу.

— Сперва выслушайте меня, — дерзко проговорила она. Начальник запнулся.

— Я сказала то, что думала, — продолжила она. — Не знаю, что вы слышали. Я даже не знаю, когда я могла сделать что-то не так. Но у меня были очень веские причины…

— Кала…

— …и вы сперва должны выслушать мое объяснение. Бедняга склонил голову, грустно покачал ею и сказал:

— Кала, деточка. Мне очень жаль. Я лишь хочу сказать… рассказать… что сегодня утром звонил твой брат. Сразу после того, как ты уехала. — Мужчина перевел дух и сообщил: — Вчера ночью умер твой отец, и я очень, очень сожалею.

Экономный и непрактичный, в смерти отец оказался таким же, как и в жизни.

То было жестокое определение, но верное. Отец оставил после себя длинный список пожеланий, и мать выполнила все, как он хотел, включая простой можжевеловый гроб и отказ от официальной похоронной процессии. Надгробие сделали таким же скромным, а поскольку место на кладбище дорого, он распорядился похоронить себя на частном участочке, который купил с первыми признаками болезни — причем свою хворь он сохранил в тайне от всех, включая жену, с которой прожил тридцать один год. Но и у такого участка оказались недостатки, в том числе отсутствие какой-либо дороги в радиусе нескольких сотен метров. Родители Калы никогда не были активистами церкви, а это означало, что на их рассеянную по стране семью полностью ложится организация похорон, включая требования выкопать могилу предписанной законом глубины, найти помощников для переноски гроба, а затем, после тягостного отпевания, закопать могилу.

— Хорошее здесь место, — уже не в первый раз заметил Сандор и бросил на гроб лопату сухой серой земли. Та рассыпалась по крышке из плотно пригнанных красных досок — крупные комки упали с глухим стуком, а мелкие разбежались с мышиным шорохом, катясь и превращаясь в пыль.