Эдуард Маципуло - Нашествие Даньчжинов

– Что случилось?

– Остановимся на привал, – ответил начальник охраны с нотками беспокойства в голосе. – Вернемся на сухое место и разобьем бивак.

– Из-за птиц? – спросил я. Он кивнул и побежал отдавать распоряжения. И только на привале он объяснил мне, отчего тревога. В заповеднике, богатом живностью, он изучал феномен разумного поведения животных. Разумеется, до того, как вынужден был стать начальником охраны. Он серьезно полагал, что большинство животных и птиц обладают зачаточным мышлением. Они способны, выделяя простейшие закономерности, обобщать ситуацию.

– Ты, наверное, этого не знал, Пхунг: сороки, серые вороны и грифы умеют находить среди разрозненных фактов именно то, что может привести их к добыче. И могут экстраполировать их, делая безошибочный вывод, где и когда появится, допустим, приманка с пищей. И то, что они собрались сейчас здесь, – тревожный факт.

– Они видят в нас будущую падаль? Или в наших мулах?

– Во-первых, они, возможно, видят тэуранов и, сопоставив оба факта – тэуранов и нас, сделали определенный вывод. Во-вторых, у них есть интуиция, почти такая же безошибочная, как и у королевских горных тигров. А так как они упорно кружат точно над нами, а не впереди или позади нас…

– Они уверены: не надо ходить далеко, события произойдут здесь. Так?

Он кивнул.

– Но, Говинд! Пожиратели падали, насколько мне известно, всегда следуют за караванами в ожидании павших животных.

– У нас никогда не бросают павших животных. И это не караванный путь. Так что рефлекса на караванную падаль у них нет.

– Тогда прочеши местность вокруг.

– Это я и собираюсь сделать.

Джузеппе был в превосходном настроении, несмотря на сложные походные условия. Он осторожно откусывал от зажаренного на костре банана и мурлыкал мягким, слегка простуженным тенором арию Рудольфа.

Красиво пел, с чувством, временами забывая о банане, Вообще-то, дикое зрелище – поющий колодник с бананом на прутике.

– А какая это женщина, Пхунг! – проговорил он восторженно. – Та, которую вы слышали на пластинке у меня в доме. И она была со мной сорок три дня! Вы можете в такое поверить? Мне самому это иногда кажется сном! И я вовсе ни о чем не жалею…

– Не жалеете, что убивали ради нее тигров?

– Деньги! Проклятые деньги! – моментально расстроился Джузеппе. – А женщины так ненасытны! Особенно красивые и талантливые!

Он рассказал мне о своей романтической любви. Это была история, достойная пера Шекспира, и лучше мне ее не пересказать, тем более, что об этом писали во многих газетах.

– Теперь она поет где-то в Эмиратах, и ей аплодируют шейхи, которые ни черта не смыслят в итальянской опере, – проговорил он с горечью. – О женщины, они даны нам в наказание! Сколько превосходных умов сгинуло по вине хорошеньких созданий, а то и вовсе из-за шлюх! Должно быть, на других планетах эта проблема решается проще – физиологией. Это сколько же энергии высвобождается у них для науки и искусства!

Я засмеялся.

– Но вы на таких разумных планетах, конечно, не захотели бы жить?

Он не ответил, обидчиво надул щеки, и я еще раз подумал, что он свихнулся от любви и других страданий.

У меня опять кольнуло, и я опять начал думать о самом приятном – о школе на каменистом острове, продуваемой океанскими ветрами, где я учил разноплеменных детишек англо-испанской грамоте.

– Вас трудно понять, Джузеппе, – пробормотал я, когда боль отпустила. – То вы превозносите до небес вашу певицу, то называете ее ненасытной волчицей.

– А разве так не бывает, Пхунг? И превосходная во всех отношениях женщина, и в то же время ненасытная волчица?

– Бывает, конечно. Поэтому проблема женщины в мире – одна из самых острых в научной монстрологии. – И я рассказал в общих чертах о новой науке. Она ему понравилась.

Охранники добросовестно прочесали заросли и скалы на огромной площади, но если что и обнаружили, то у самой тропы. Яркий листок бумаги альбомного формата был приколочен странным образом к стволу кряжистой пинии.

– Обалдеть можно! – Глаза Джузеппе готовы были выскочить из орбит. – Это же… это же руководство по разделке тигров!

Плакат был выполнен на высоком типографском уровне. И бумага была явно не даньчжинского производства. В центре листа был изображен стилизованный забавный тигр густо-оранжевого цвета с фиолетовыми полосами и сахарными клыками. Изящные стрелки-указатели торчали из него во все стороны, будто иглы дикобраза, и вонзались в колонки пояснительного текста, который на разных языках советовал в первую очередь заготавливать глаза, сердце, печень, позвонки, кости суставов, половые органы, усы, кровь, шерсть… В низу листа дотошно объяснялось, что лопатки тигра, истертые в порошок, являются непревзойденным средством против старческого слабоумия. Жидкость из полости тела – омолаживающее средство, его следует принимать по коньячной рюмке натощак. А «вино из костей тигра с тыквой» – вовсе бесценное снадобье при подагре, туберкулезе, ревматизме, параличе, переломах костей, тяжелых ранениях, импотенции, плохом настроении… Следует принимать всем, кроме беременных женщин и совершенных восьмой степени.

Плакат был пробит пулями большого калибра точно в углах. Бумага на краях пулевых отверстий вошла глубоко в дерево. Говинд выковырял осколки металла и долго рассматривал их на ладони.

Никто не сомневался, что это проделки тэуранов. Но ведь они не оставляли следов! А тут оставили. С какой целью? По лицам многих людей было видно, что им хочется вернуться в чхубанг под защиту крепких стен и священных статуй.

Внизу плаката был изображен забавно-допотопный сейф с распахнутой дверцей. Из него высыпались круглые белые бляшки. И комментарий: за килограмм тигровых коленных чашечек фирмы Гонконга и Макао уже платят по пятьдесят тысяч долларов.

– В наших аптеках дают больше, – пробормотал пунцовый от волнения директор заповедника.

Плакат осторожно сняли с дерева и перенесли на походный столик с бамбуковыми ножками. Мы внимательно прочитали, как следует консервировать тигровые кости. Сначала их надо очистить от мяса – ни в коем случае не варить. Потом надо высушить, закоптить на дымном костре… Как консервировать желудок и глаза, я не успел выяснить, потому что на Джузеппе нашло сильное возбуждение, и он начал рубить зазубренным мачете плакат вместе со столиком. При этом он выкрикивал итальянские ругательства, адресуя их тэуранам. Трудно было к нему подступиться – мачете со свистом рассек воздух вместе с несчастным столиком. Поэтому все любовались Джузеппе со стороны, не мешая его занятию.

Говинд спросил, что я думаю по поводу плаката.