Колин Уилсон - Коллегия

Найл снял со стула медальон, повесил на шею. Череп пронзила такая острая вспышка боли, что он поспешил повернуть медальон другой стороной. Закрыл глаза в попытке пересилить тошноту и чувство обреченности; удалось, но от неимоверного усилия силы ушли, как в песок.

Входя в столовую, Симеон взглянул на Найла с дружелюбной улыбкой, тут же переросшей в тревожную озабоченность.

– Вид-то какой кислый! Тебе бы надо в постель.

Найлу удалось выдавить улыбку.

– Я в порядке. Вот растение твое, боюсь, погибло.

– Погибло? С чего ты взял?

Они вместе отправились коридором к спальне. Не успели дойти, как из приоткрытой двери потянуло гнилью. Симеон опустился возле растения на колени и одну за другой изучил каждую из змеевидных головок. Доггинз стоял в дверях, брезгливо морщась, за спиной у него – Манефон и Милон.

Симеон достал из кармина складной нож. Ухватив самую крупную из головок, он взялся отпиливать; кожа, очевидно, была тугой. Заглянув Симеону через плечо, Найл понял, почему он остановил выбор именно на этой. Если как следует присмотреться, становился заметен игловидный шип, проколовший плоть растения изнутри; он выдавался наружу сантиметров на пять.

Взяв головку в сильные жилистые руки, Симеон ее сдавил, и та раскрылась. Внутри лежал крупный черный москит, вместе с выдвинутым жалом, длины в нем било около десяти сантиметров.

Доггинз тоже опустился рядом на колени.

– Это же обыкновенный болотный москит из Дельты. Разве такой мог сгубить растение? Лезвием ножа Симеон указал на выступающее жало.

– Вполне, если смазать вот это каким-нибудь сильнодействующим ядом, чем-нибудь навроде черт-травы. Малейшая царапина, и смерть наступает мгновенно.

Стянув с небольшого столика скатерку, он заботливо свернул из нее кулек. Затем скинул туда ножом головку, предварительно выщипнув из нее жало, и вручил сверток Милону.

– Отдай Лукреции. Пусть спалит, но чтоб свертка не разворачивала.

В столовую возвращались в задумчивости. Найла опять терзали страх и обреченность.

Когда рассаживались, вошел Уллик.

– Космин говорит, шары будут готовы через полчаса.

Было заметно, что перспектива действия наполняет его радостным возбуждением.

Слегка удивленный удрученным молчанием собравшихся, Уллик обвел всех растерянным взором:

– Что-нибудь случилось? Когда Найл рассказал о происшедшем, возбуждение Уллика схлынуло, лицо омрачилось.

– Видно, Повелитель всерьез настроился сжить тебя со света. Найл покачал головой:

– Не думаю. Убей он меня сейчас, на переговорах поставлен был бы крест. А этого он желает меньше всего.

Симеон кивнул.

– Я согласен с Найлом. Это не что иное, как предупреждение. Дескать, если не заключим мир, гибели всем нам не миновать.

– А если, наоборот, заключим, – тихо добавил Доггинз, – гибели опять-таки не миновать, только тогда он сможет действовать уже со спокойной душой, без спешки.

– А вообще, соваться ли сюда нам? – без особой уверенности спросил Манефон. -От Хозяина и Совета зависит, заключить мир или нет.

Доггинз кивнул.

– Вот почему мы обязаны определиться нынче же, не дожидаясь, пока Совет вынесет свое решение.

– Но что мы можем поделать? – Вид у Милона был окончательно растерянный.

– Слушайте, – обратился Доггинз, – давайте рассудим все как есть. На днях, когда Повелитель попытался покончить с Найлом, Хозяин отказался заключить мир. Он заявил, что пауки в его глазах утратили всякое доверие и миру не бывать. Поэтому я считаю: реально предположить, что он не переменит своего решения и не отдаст Найла паукам. Однако он уже согласился возвратить шары, из чего напрашивается, что он готов на компромисс. Теперь остается единственный вопрос: пойдет ли он еще и на то, чтобы заставить нас уничтожить жнецы? Ведь если он это сделает, мы снова окажемся в исходной точке, с той лишь разницей, что теперь Повелитель будет рассматривать нас как своих врагов. А вам известно так же прекрасно, как и мне, что пауки никогда не прощают того, кто прикончил хотя бы одного из их сородичей. Мы же виноваты в гибели сотен пауков. Поэтому я считаю, что вне зависимости от того, заключит Совет мир или нет. Повелитель будет изыскивать возможности отомстить.

– Ты предлагаешь напасть на пауков сейчас, – спросил Симеон, – даже если они пытаются восстановить мир?

Доггинз кивнул.

– Я предлагаю, если получится, уничтожить СмертоносцаПовелителя раньше, чем ему представится возможность разделаться с нами.

Симеон нахмурился, кустистые брови почти целиком завесили глаза.

– Но как, откуда можем мы быть уверены, что он желает нашей смерти? – Глаза врачевателя уставились на Найла. – Из всех нас опасность больше всего угрожает тебе. Что ты сам можешь сказать?

– Принцесса Мерлью пыталась меня убедить, – ответил Найл, – что Смертоносец-Повелитель желает мира. Надо сказать, ей это почти удалось.

– Ей надо было убедить тебя, – перебил Доггинз. – Этого от нее добивается Повелитель. – Было видно, что он с трудом сдерживается. – Понятное дело, они хотят мира. И самый легкий способ его добиться – разделаться со всеми своими врагами. – Он подался вперед. – Я считаю, что Смертоносец-Повелитель просто не в силах не быть коварным. Вот почему мы должны его опередить, пока у него не появилась возможность расквитаться.

У Симеона явно были какие-то свои соображения; он удрученно качал головой.

– Ты говоришь. Повелитель не может не быть коварным. А между тем, так ли это? Договор о примирении действует вот уж три столетия, и за все это время не было ни единого случая, чтобы пауки или жуки как-то его нарушили. Ты знаешь Договор о примирении ничуть не хуже меня. В нем сто восемнадцать пунктов. Когда такие закоренелые враги скрупулезно соблюдают его вот уже четвертое столетие, они едва ли смогут отрешиться от него так наплевательски легко.

– Твоя правда, – кивнул Доггинз, – я так же знаю большую часть договора наизусть. Но заключен он был триста лет назад, и с той поры многое изменилось. Паукам испокон веков было известно, что люди – их злейшие враги. Вот почему они извечно стремились нас закабалить, обратить в скот. Но слуг жуков им поработить не удалось. Нам они были вынуждены оставить определенную степень свободы. Но даже при всем при том, договор запрещает нам учиться читать и писать, использовать какие-либо механизмы – далее простой газовый фонарь, – он постучал по столу костяшками пальцев. – Почему, думаешь, я с таким нетерпением отыскивал жнецы? Так вот, не для того, чтобы напасть на пауков, а для того, чтобы вынудить их играть на равных. Я стремился, чтобы мне дано было право жить своим умом, без оглядки на пауков. Это ли не право каждого человека? Что ж, теперь у нас есть жнецы. Иными словами, есть средства претендовать на жизнь по собственному разумению. Пауки знают, что мы намерены добиваться свободы любой ценой и что рано или поздно своего достигнем. Им известно, что в конце концов их владычеству над нами придет конец. – Он повернулся к Симеону. – Вот почему они должны нас уничтожить, едва у них появится такая возможность. И вот почему мы не можем позволить себе доверяться им.