Йен Макдональд - Камень, ножницы, бумага

– У всех наций, мистер Ринг, имеется определенная дата, время и место, когда каждый очень отчетливо помнит, что именно он делал. У вас – это смерть Элвиса Пресли, гибель «Челенджера». У нас – внезапный утренний свет над Хиросимой. Я видел тот свет, мистер Ринг. Видел, как вместе с дождем и пылью на землю обрушился пепел Империи. И я видел, как Империя возродилась, стряхнула с себя патернализм Америки, победила ее. И я не жалею, что сегодня мы отодвинуты на периферийные роли, боковые игроки иногда переигрывают центральных нападающих.

Теперь я понимаю и этот дом – воплощение культурной шизофрении, и это неоимперское приключение. За напудренной маской гейши живет все та же душа, неизменившаяся, неизменяющаяся и не подверженная изменениям.

– И сейчас вы поднимаете меч Мисимы.

– Требуется особое благородство, чтобы выпотрошить себя на балконе отеля, но Мисима был идеалистом, а все идеалисты – дураки. Мы, Такеда, прагматики. Для начала я хочу получить то, что всегда было моим: земли, имя, почет.

– Я бы понял, если бы вы хотели этого во имя спасения души Японии, – сказал я, – но ведь вы просто-напросто еще один маленький гребаный даймио.

– Который хочет и получит вашу голову, мистер Ринг. Лезвие дрогнуло. На этот раз я готов. Моя правая рука поднята.

– Не думаю, мистер Такеда.

– Господин Такеда, если не возражаете. И как я уже говорил, я-то не сомневаюсь.

Дуга лезвия пролетает так близко, а мои инстинкты реагируют так медленно, что я почти ощущаю стальной поцелуй на своей глотке. Робот-самурай со щелчком принимает боевую стойку: одно лезвие высоко поднято, другое отведено для смертоносного удара.

Теплая кровь на пальцах. Я с изумлением смотрю на правую руку.

Невозможно! Невозможно! Невозможно!

Левая рука. Рука Хаоса. Рука Смерти. Костяшки пальцев прижаты к лицу. Умирай, ты, покойный ублюдок!

– Воинам известно, мистер Ринг, что путь к победе лежит через превращение в своего врага, – вещает голос с произношением диктора ВВС. Он говорит? Видит Кетера и продолжает жить? Как? Как? Я едва разбираю его слова, кровь ударяет мне в голову.

– Я знаю вас, мистер Ринг. Неужели вы думаете, что ваши европейские хозяева позволят своему самому ценному, самому могущественному оружию безнадзорно разъезжать на велосипеде по холмам и долинам?

– Они наняли вас, чтобы следить за мной?

– Европейское посольство вступило с нами в контакт, когда вы еще только занимались покупкой велосипедов с вашим другом из анима. С тех пор как вы получили штамп в Первом храме, наше присутствие незримо сопровождало вас на всем пути паломничества. Мы двое. Пилигримы. Товарищи в пути. Вам удалось скрыться от нас в Токушиме, но мы догнали вас в Девятнадцатом храме и установили контрольный пост в Хиясе. Я до сих пор не уверен, было ли ваше отклонение от утвержденнного туристского маршрута в Ахи упущением или большой удачей. Если бы не это, вам не встретилась бы охрана из киберпсов и я никогда бы не понял до конца, почему европейские хозяева так высоко вас ценят.

Эти мертвые телевизоры, эти полуфракторы, вспыхивающие интерференцией. Так я и думал, кто-то управлял собаками, но только кто-то неживой.

– Если бы я наблюдал за вами по чисто визуальным каналам, моя особа была бы так же безнадежно уничтожена, как и другие ваши жертвы. Но я охочусь за вами более чувствительными средствами: инфракрасными, звуковыми, двигательными датчиками.

– Я не собираюсь так легко расставаться со своей головой, мистер Такеда. – Европейцы тоже читают откровения мастеров. «Бей неожиданным образом», – пишет Мииамото Мусахи. Конечности робота очень сильны, но связки у него хрупкие. Интересно, зарегистрировали ли датчики моего врага скачок тепла, мелькание цифр, когда я наношу удар между его расставленными ногами, рывком опускаю поднятую руку с лезвием, ломаю сустав о колено и когда вторая рука, сверкая, летит к моему горлу, чисто срезаю ее в первом суставе захваченным в битве мечом?

В пластиковом гнезде моего черепа хранится кое-что еще, кроме японского разговорника для туристов.

– Не следует полагаться только на один вид оружия, – цитирую я древних воителей, хватая ртом воздух и пытаясь унять бешено бьющееся сердце.

– Разумеется, – отзывается механический Такеда, – но не только вы умеете играть в «камень – ножницы – бумага». Темный экран открывает свой единственный глаз. Фрактор Кетер не выжигает дыры вместо глаз в моем черепе лишь потому, что мне уже случалось видеть его лик и выжить. Даже доля секунды на узнавание и реакцию смертью отдается у меня в позвоночнике. Что? Где? Чувствуй! Чувствуй! Деревянный пол. Закрой! Закрой глаза! Чувствуй!!! Мои дрожащие пальцы шарят по деревянной резьбе подножия боддисатвы. Я слышу позвякивающие, семенящие шаги. Мой враг приближается, чтобы убить меня. Но теперь битва – это нечто большее, чем личная месть Этана Ринга. ToSec, владеющая паролями и командами, записанными на клапане души, встроенном в мой череп, и распоряжающаяся фракторами по своему усмотрению во всем мире! Трудно себе представить, чем может кончиться подобная историческая драма!

– Я вижу вас, мистер Ринг, а вы меня?

Ты не можешь позволить себе ни единого взгляда, ведь если ты только что задействовал Малкхут, фрактор послушания… Действие Кетера ты еще мог пережить благодаря давнему знакомству, но как насчет неоспоримого приказа разрезать твой собственный желудок, сотворить харакири? Датчики движения. Инфракрасные датчики. В моей сумке-набрюшнике баллончик с аэрозольной смазкой, которую я использовал для этой проклятой коробки скоростей… Пальцами нащупываю зажигалку. Действуйте же, пальцы, чтоб вас, действуйте! Снимайте крышку! Господи, шаги все ближе! Беги, идиот, беги! Нащупываю боддисатву, вслепую обхожу… Прости меня, господин наш Дайцы! Масляный аэрозоль вспыхивает огненным факелом. Я направляю импровизированную горелку на деревянные образы… Прости меня, господин наш Дайцы! И в пламени просветления Будды устремляются вверх. Я больше не могу слышать уверенных, звякающих шагов робота Такеды. Заслонившись рукой, тушу пламя и поливаю жирным черным маслом свои велосипедные очки.

– Вот так, скотина!

Идиоты, дерущиеся в горящем доме!

– Очень впечатляет, мистер Ринг.

Голос слишком близко, слишком близко… Многосуставчатые пальцы смыкаются на моей глотке, выдавливают кровь из пореза вдоль линии волос, толкают к горящим Буддам. Я отбиваюсь баллончиком, но пальцы робота хватают мои очки, сдирают их. Моя единственная свободная рука распыляет черноту на то место, где, я надеюсь, находится экран. Пластиковые пальцы судорожно сжимаются, я ломаю суставы, как ноги у краба, и вырываюсь. Смогу ли я? Посмею ли? Смогу ли, посмею ли, смогу ли, посмею ли? Посмею.