Александр Сивинских - Зверь с той стороны

Костин взгляд последовал за указующим перстом Никиты, и… И он не поверил собственным глазам. Точнёхонько из его солнечного сплетения торчала большущая, неправильной формы шляпка «шпигря» — кованого четырёхгранного гвоздя.

— А, — неуверенно сказал Костя. — А… Блин, Никита, дурацкая же шутка. Отпусти меня, мне дурно. Меня вырвет сейчас. Отпусти, а то ей же богу, я тебя ударю… Потом, — добавил он после долгой, наполненной ехидным Никитиным молчанием, паузы.

— "Эт-то что ещё за штука! — грозно крикнул папа Фиттих. Мама, взяв его за руки, говорит: не надо битть их!" — кривляясь, с псевдонемецким акцентом продекламировал Никита, и сообщил: — Вильгельм Буш, детский поэт и иллюстратор собственных произведений. Кажется, твой заколдованный коврик сделан по его эскизам; но я могу и ошибаться. Нет, Константин, я тебя не отпущу. Ты, такой, какой есть, всё равно скоро умрёшь от болевого шока и повреждений внутренних органов. Стоит только ослабнуть действию анестезии — ты покойник. Тебе сейчас трудно здраво соображать, наркотик туманит мозг, но попытайся понять — всё это всерьёз. Мы с Катькой распяли тебя здесь, в комнате, где полсотни лет назад погибли наш прадедушка, Сергей Сергеевич Возницкий и его брат, с совершенно определённой целью. Сейчас сестра вернется, и мы начнем обряд. Недобрый обряд, не скрою. Мы станем вызывать дьявола и человеческая жертва нам жизненно — ты уж прости за неуместный юмор — необходима. Поверь, мы не могли упустить такого удачного стечения обстоятельств. Рассуди сам. Во-первых, в руки нам попался девственник, — поэт-романтик к тому же, — которому только что исполнилось шестнадцать. Нет-нет, ты не стал мужчиной, извини, нам это ни к чему. Во-вторых, новолуние. В-третьих, сама энергетика зловещего этого места. Именно здесь наш покойный прадедушка растлевал детишек. Именно здесь ему выпустили кишки, и мятущийся дух его преступлений всё ещё витает меж этих стен. Мало того, по меньшей мере, два неизвестных трупа зарыты в подполе. О, Константин, такой шанс выпадает раз в сотню лет, разумно ли было отказываться? Тебя, по-видимому, интересует цель, которую мы преследуем? Ничего оригинального — стремление изменить существующий миропорядок. Сам знаешь, мир несовершенен. Традиционные религии не сумели его переделать, и, думается, не сумеют впредь. Ни коммунизм, ни фашизм более не "живут и побеждают". Отчего бы не попытаться создать новую общественную формацию, основанную на власти воистину сверхъестественного существа? На власти Сатаны? Ему давно хочется испробовать силы на человечестве. Так пусть попробует! Пусть! Сегодня мы дадим ему плоть. Ты умрёшь, Константин, но тело — твое прекрасное юное тело станет его земным вместилищем. Поверь, мне искренне жаль тебя! Но в то же время я тебе отчаянно завидую. Возможно, часть твоего сознания, пусть угнетенная, подневольная, останется с ним навсегда. Представь, ты станешь совладельцем целого мира! Ради этого стоит потерпеть боль и унижение, правда? Ну, скажи, я убедил тебя?

— Не знаю. Не знаю я! Да мне дела до этой фигни нету! Никита, скажи, что ты шутишь! Ну пожалуйста… Скажи, а?… Ты же врёшь, сволочь! — выкрикнул Костя, с болью уставившись на своё распростёртое по стене тело. Он был обнажён. Ноги, прикрученные медной проволокой к металлическим скобам, вбитым почти под самым потолком, непристойно раздвигались. Гениталии безвольно свисали на живот. Затёкшие руки касались кончиками пальцев пола. На животе виднелось несколько глубоких извилистых царапин, образующих неизвестный знак. Тёмный от старости шпигорь торчал из груди сантиметров на пять, кованая шляпка бурела пятнами ржавчины. Кожа под раной была чиста. — Врешь ведь, — прошептал он всё ещё с надеждой. — Крови-то нету, а?! Совсем же ни капли. Если всё правда — почему нету крови?

— Крови? — воскликнул Никита. — Какие пустяки тебя занимают! Право, я разочарован, — сказал он, распрямляясь. — Кровь… Подумай, разве Пришедшему она будет нужна меньше, чем тебе? Нет, конечно, ничуть не меньше. По счастью, Катя умеет при нужде затворять кровь. Ага, вот и она! Подумать только, как она красива сегодня! Знаешь, если всё окончится благополучно, мы тут же займемся любовью, грешники! Но довольно болтовни, пора начинать. Сейчас, Константин, ты перестанешь слышать и видеть так, как привык. Тебе покажется, что ты частично сместился в странное и страшное место. Не пугайся. Там тебя никто не обидит.

Никита ушёл, выпав из чёткого круга зрения, но скоро вернулся, осторожно неся в пальцах пипетку, заполненную светящейся зеленоватой жидкостью. Он быстро закапал едкое снадобье Косте в нос. Окружающая муть сперва сгустилась до полной непроглядности, однако вскоре рассеялась совершенно. Шум в ушах прекратился. Стало легко и радостно. Наступила ТИШИНА.

Абсолютная.

Костя осмотрелся.

Посреди помещения, поднятая на невысокие деревянные чурбачки, возвышалась разобранная раскладушка — бледно-зелёная, с каркасом, тускло отблёскивающим свеженьким чёрным лаком. В ветхий брезент было воткнуто несколько гвоздей — кажется, точно таких, что вбили в Костю. На полу стоял эмалированный таз с водой, валялись какие-то пожелтевшие бумажные листки, испещрённые крупными, жирными буквами. Сбросивший рубашку Никита, стоя на одном колене, обмакивал листы в воду, формировал из них комки размером с небольшое яблоко и насаживал на гвозди. Плечи его ходили ходуном, мышцы вздувались — словно работа была безмерно тяжела. Гвозди он, широко размахиваясь, вгонял в раскладушечное полотно, присоединяя к уже воткнутым.

Босая Катя, переодевшаяся в белый сарафан — тонкий, льняной, с вишнёвым греческим орнаментом и глубокими шлицами на бёдрах, — танцевала. В череду классических балетных па давящим диссонансом вплетались фигуры дёрганых, неестественных, прижимающихся к полу движений.

"Чем бы ни было это создание, — подумал Костя, глядя на её отрешенно-возвышенное лицо, на её вытягивающееся в струну сильное тело, — оно по-настоящему очаровательно". Девушка закружилась. "Фуэте, — подумал он с горькой усмешкой. — Фуэте очаровательного зла".

Повсюду, куда ни кинь взгляд, не обращая на людей ни малейшего внимания, шныряли твари величиной с ладонь, похожие на скелеты тараканов — если бы тараканы имели скелеты. За ними охотились твари чуть большего размера, с гибким телом хорька, с безглазой головой, представляющей собою одну только пасть. Порхали бабочки с ажурными, словно тюль, серыми и синими крыльями и зеркальными глазами. У Кости в паху копошилась огромная крыса, и подвижная её усатая мордочка лоснилась, перемазанная жиром. Рожа в раме окна ещё шире улыбалась солнечно-оранжевым ртом, и косенькие глазки превратились в совсем уж щёлочки. С улицы дул тёплый влажный ветер, пахнущий навозом.