Александр Сивинских - Зверь с той стороны

Мы согласовано выпрямились. Элвис при этом довольно неестественным образом, но крайне старательно выгнулся назад — даже на носки приподнялся. Под молодецки распахнутой курткой и расстёгнутой до пупа рубахой обрисовалась могучая безволосая грудь. Со свойственной мне скромностью я остался в тени фигуры гиревика.

— Не дёргаться! — повелительно скомандовал я клевретам Элвиса, оставившим Алёшу и всерьёз заинтересовавшимся новоявленным защитником ихтиологов. — Иначе наш дорогой друг мигом оплешивеет. Притом болезненно. Учтите, юноши, я не шучу. Элвис, сознайся, тебя такая перспектива устраивает?

Безусловно, такая перспектива его ничуть не устраивала. Он показал это скупыми жестами и двукратным глотательным движением, совершённым через силу. Клевреты остановились, но боевого настроя не теряли: дышали яростно, метали очами молнии.

Голубенькие бойфренды тем временем успели воссоединиться, но спасать свои нежные шкурки бегством пока не решались.

Элвис с обидой в голосе сипло выдавил сквозь недрогнувшие тиски моих пальцев:

— Артамоныч, ну чё за байда? Ты чё, из-за этих пидаров меня замесил? Чё за нафиг-то?! Артамоныч, ты брось это, ёлы-палы!…

— Для начала, — сказал я ласково, — проясняю ситуацию. Я тебя пока не месил, хотя желание такое у меня проскальзывало. Надеюсь, до того всё же не дойдёт. Ты мне, в общем, симпатичен. Хоть и не вернул по сию пору кистевой пружинный эспандер, который брал "всего на недельку" ещё прошлый год. Как в целом симпатичны мне и твои нукеры. Однако не в настоящий момент. Ибо в настоящий момент я на вас, голубчиков, сердит. Надеюсь, ясно, чем это может обернуться? То-то! А сейчас максимально сосредоточьтесь и слушайте вопрос. Эти молодые люди вам говорили, что находятся под моей защитой?

— Да Артамоныч! Гребёт меня что ли, чё они там свистели?!! - взорвался возмущенным сбивчивым хрипом пленённый гиревик. — Пидарня же помойная! Нехер им у нас делать! Пи… — у него не без моей помощи перехватило дыхание, и он смолк.

Минуту подержав его без воздуха, я ослабил хватку. Он энергично запыхтел, с жадностью глотая кислород. Соскучился.

— Послушай, юноша! И вы, славные мои акселераты, послушайте тоже, — обратился я к сотоварищам Элвиса. — Поймите, совершенно не важно, кого эти люди предпочитают в постели, кому молятся, как зарабатывают на жизнь или что едят на завтрак. В нашем случае это дело десятое, а то и одиннадцатое. Вы забыли вот о чём: наш поселок крепок традициями, унаследованными от многих поколений пращуров.

Почти всегда во хмелю я становлюсь многословен, философичен и витиеват. Как на сей раз. Я продолжал заливаться, не забывая, впрочем, отслеживать ситуацию:

— Одним из таких фундаментальных законов, своеобразной этической максимой является неизменное уважение к старшим. Уважение к мнению старших, будь оно передано даже через третьи уста. Вы сегодня вызывающе проигнорировали мои слова — а ведь я возрастом гожусь вам в дядья или б о льшие братья! — и тем самым выступили против частицы того доброго, на чём зиждется мораль любимой всеми нами Петуховки. Но дурно в вашем поведении не только и главным образом не это. Посмотрите, ведь эти самоотверженные люди, которых вы несправедливо обидели, находятся здесь не для растления малолетних, не для чинения других каких пакостей, но по зову сердца. Они учёные. Учёные! Они не спят ночей, копаясь в рыбьих кишках, чтобы такие засранцы, как вы, могли хлебать свежую окунёвую ушицу без страха откинуть копыта. Они не думают о том, насколько это может быть опасно для них — нет, только о благе людском. И тут появляетется этакая чёрно-антиголубая сотня. Блюстители нравственности. Защитники то есть её, попираемой. Увы, не только без царя, но даже без самого завалящего старшины в голове. Результат, как и следовало ожидать, печален… По уму-то разобравшись, вас стоило бы за подобный шовинистический демарш отдать в руки Бердышева. Чтоб выдрал нагайкой при большом скоплении народа… — Я сделал драматическую паузу, рассчитывая, что приближающийся чрезвычайно кстати стук копыт казацкого патруля отдастся в головах у всех присутствующих. "Блюстители нравственности" его услышали и опасливо затаили дыхание. — Но я не стану этого делать. (У хулиганов с почти слышимым стуком с душ повалились многопудовые камни.) Я надеюсь на ваше благоразумие. Идите с миром и более не грешите!

В момент, когда я снял усталые пальцы с горла Элвиса, подле нас остановились патрульные. Старательно глядя поверх моей головы, Ростик Бердышев сурово спросил:

— Что здесь происходит?

Я промолчал, с независимым видом поглядывая по сторонам. Эх, самое время было бы сейчас эдак показательно щёлкнуть зажигалкой, засмолить папироску… Я на мгновение даже пожалел, что не курю.

— Ничего не происходит. Всё нормально, — сказал благоразумный Элвис, поправляя прическу. — Артамоныч нам лекцию читал. Что такое хорошо и что такое плохо. Здорово интересная лекция. Надо бы ему, это… в клубе с ней выступить.

— Действительно, ничего не случилось, — подтвердил кто-то из ихтиологов. — Действительно, всё нормально, мы беседовали об этике.

Зато один нукер, тот, что позлее мордой, отнюдь не согласился с такой оскорбительно мирной развязкой конфликта:

— А вот и не нормально, — выпалил он, озадачив даже Ростика, собиравшегося уже отваливать. — Приезжие-то того… — он дважды и трижды прищелкнул пальцами, подбадривая собственную неповоротливую мысль.

— Чего? — не понял казак.

— Кошек мучают! — нашёлся обвинитель. — Точно говорю, это они, бл-лядюги!

— Факты? — воскликнули мы с Ростиком почти одновременно. Разве что я был самую малость быстрее: к той поре, как наездник лишь раскрыл рот, я успел уже не только произнести это короткое слово, но и сгрести неугомонного юнца за грудки.

— А кому ещё-то?… - сдавленно пискнул он, цепляясь за мою руку в сумасшедшем стремлении вырваться на волю. Поняв, что это ему не удастся, нукер забрызгал слюной, переходя на визг: — Да отпусти ты, Капрал! Махом! Чё, не понял?!

Счастливо избегнув пропитанных бессильной ненавистью слюнных брызг, я пожал плечом и вздохнул. Грубо сказано, не эстетично оформлено, однако чего же не понять?

— Понял, — сказал я миролюбиво. — Отпускаю.

Я был чертовски неловок. Отпущенный, грубиян тут же упал… Вскочил, отряхиваясь, и скрылся под защиту лошадиного крупа, откуда продолжал вопить:

— И Капралов с ними заодно. Это он их привёз, я сам видел.

— Да ну тебя, придурок, — сказал вдруг ему Ростик. — Отойди-ка от коня, а то ушибёт ненароком. Поехали, мужики.

— Идёмте-идёмте, — сказал Яша. — Уж чашкой-то кофе с капелькой бренди мы просто обязаны вас угостить. Входите. — Он распахнул передо мной низенькую, узкую дверцу в левой части гигантских тесовых ворот Трефиловского дома. Затем просунул руку в какую-то дыру, пошарил там и щёлкнул выключателем.