Александр Сивинских - Зверь с той стороны

Бородатый обладатель дубины, дважды уже поразивший меня, продолжал наседать, и приходилось малодушно пятиться, утирая с глаза активно бьющую из рассеченной брови кровь. А вот хитрый «указательный» сообразил, что найдется жертва и полегче. Захват девушки в заложницы и приставление ножа к её нежной шейке, решил он, заставит кавалера тут же опустить лапки. Милочка прыснула ему в угреватую морду своим химическим оружием, но на пьяного и буйного мерзавца оно не произвело почти никакого действия. Разве распалило ещё больше. Он заорал на девушку грубо и напористо, да вдобавок замахнулся ножом. Психическая атака принесла негодяю определённые плоды. Милочка расплакалась, закрывая лицо руками в классическом жесте беспомощности. Негодяй возрадовался и хозяйски ухватил её за плечо, принуждая убрать руки от лица. Милочка руки опустила… и с малым замахом воткнула маникюрные ножницы в область гениталий похотливого животного. Эффективность воздействия блестящего предмета гигиены нужно было видеть!

А тут и я изловчился попотчевать последнего активного противника кулаком в живот. Он выронил брус и тут же потерял всякий интерес к продолжению схватки.

Возникших людей я сперва принял за сообщников хулиганов и едва не впал в отчаяние. Но подвижные ребятки, одетые просто и однообразно — в серые брюки и чёрные джинсовые куртки, были, оказывается, на нашей стороне. Они добавили короткими арматурными прутьями тем мерзавцам, которым по их мнению "не хватило", затем сковали наручниками и побросали в подкативший пикап производства североамериканского автомобильного концерна Форд. Попрыгали внутрь сами, и пикап отвалил.

Оставшийся паренёк — лицо открытое, приветливое и серьёзное, плечи широкие, ноги колесом, кепка-восьмиклинка набекрень — протянул мне влажную марлевую салфетку с сильным запахом лекарств, и спросил у Милочки:

— Вам нужна помощь, девушка?

Она отрицательно помотала головой и поспешила прийти на выручку истекающему кровью кавалеру. От нежных прикосновений её добрых рук, умеющих не только холостить насильников, но и обращаться с ранеными товарищами, мне враз полегчало.

— Слушай, братишка, давай-ка начистоту. Вы вообще-то кто такие есть? — полюбопытствовал я, отнимая салфетку от лица. Салфетка успела приобрести насыщенный алый цвет, свойственный моей крови, имеющей высокий уровень гемоглобина.

— Дружинники народные, — хохотнул тот.

Я улыбнулся уголком рта, показав, что шутка оценена.

— А точнее?

Парень покопался в карманах и протянул мне твёрдый прямоугольник визитки.

— Хочешь узнать точнее, позвони по этому номеру. — Он подмигнул: — Ещё лучше будет, если зайдешь лично. Ты мне понравился, держался неплохо. Навык виден. Но видно и отсутствие тренировок, так? Или на пистолетик надеешься?

— Староват я стал для тренировок, ленив. Да и не думал, что придется ещё когда-нибудь руками махать, спасая жизнь и достоинство. — Я упрятал «беретту» подальше. — Но позволь узнать, дяденька, о каком пистолетике ты говоришь?

— Ни о каком, — быстро сказал косолапый, делая успокаивающий взмах рукой. — Обознался впопыхах. А тренировки забросил напрасно. Аморфность губит наше общество. Леность и покорность дуре-судьбе. В общем, приходи, если надумаешь. Деньги у нас платят хорошие, работа, как видишь, благородная. Да и в старики тебе рано записываться, девушка не одобрит. До свидания, — приподнял он кепочку, — простите, что опоздали.

— Бывай здоров, дружинник, — проводил я таинственного молодца напутственным словом.

И тут Милочка расплакалась всерьёз.

Дневник Антона Басарыги. 12 апреля, суббота.

Если уж и начинать дневник, то в день, чем-либо выдающийся из череды прочих, решил я. День Космонавтики — то, что нужно. Дата, наполняющая сердце патриота гордостью за славные свершения предков. Я — патриот, чего ничуть не смущаюсь. К космонавтике тоже имею кое-какое отношение. ВИК — аббревиатура моей специальности в реестре оконченного с блеском Вуза. "Воздухоплавание и космонавтика", — шутливо расшифровывали студенты и преподаватели. "Водоснабжение и канализация", — без малейшего намёка на веселье возражали им строгие факты.

Рассудила спорщиков запись в дипломе, разночтений не допускающая.

На первом курсе я был старшим в группе. За моими плечами вздымались год работы на заводе, служба в ВС России и рабфак. На фоне абитуры — семнадцатилетних мотыльков и мотылиц, зачастую не потерявших ещё прыщей и девственности, я, тёртый парень двадцати одного года, смотрелся если не Мафусаилом, то как минимум перцем . Мне так и говорили: "Да ты, Антоха, перец!" Неудивительно, что именно меня назначили старостой группы.

Моя родина, городок Старая Кошма, которую медленно, но верно всё глубже всасывает в себя урбанический спрут губернского центра, оставалась тогда ещё независимой административной единицей, посему мне, как иногороднему, полагалось общежитие. Общежитие стройфака, вотчины нашего ВИКа, подвергалось вялотекущему капремонту, и студиозусов — будущих строителей и дипломированных сантехников, расселили по чужим краям. Первый курс, как наименее распущенный, ввергли в пучину инжэка, где, как известно: "куда ни плюнь — девка". Вторая часть этого летучего выражения представляется мне человеконенавистнической и дискриминационной по отношению к женской половине человечества, и я приводить её здесь не буду. Тем не менее, девушек вокруг имелось в самом деле предостаточно. Известна ещё одна крылатая формула, характеризующая отношение студенток к такой важной составляющей нашей жизни, как секс. Её придется написать целиком.

Итак: "На первом курсе — никому-никому. На втором — никому, только ему одному. На третьем — только ему… ну, и ещё кое-кому. На четвёртом — всем-всем-всем. На пятом — ах, кому бы, кому?!" Если даже формула эта справедлива лишь для одной девушки из десяти, всё равно понятно, что в сексуальных приключениях недостатка у меня не было. Тем паче, самые задорные студентки-старшекурсницы в аккурат были близки мне как по возрасту, так и по темпераменту. И, кстати, вовсе не пугались "старого солдата и рабфаковца", подобно малюткам-однокурсницам. Однако, справедливости ради, следует сказать, что и среди последних встречались ой какие разные… Словом, интимная жизнь моя на первом курсе протекала бурно, была насыщена до предела и даже сверх того. На учебу времени практически не оставалось.

С грехом пополам, скользя по краю пропасти почти вслепую (половой беспредел, совмещенный с невоздержанностью в винопитии, зрение туманит — будь здоров!), я сдал летнюю сессию, имея по ходу несколько тяжёлых продолжительных разговоров с заместителем декана по младшим курсам. Упрятав зачётку с последней росписью преподавателя физики возле крошечной оценки «удовлетворительно», я твёрдо решил изменить жизнь.