Ллойд Биггл-младший - Негромкий голос труб

Он медленно повернулся и поднял глаза. Это был типичный куррианский экипаж - на двух колесах, с высокими бортиками и навесом, искусно сплетенным из соломки. Человек, сидящий на козлах, смотрел не на него, а куда-то вдаль. Под навесом сияло темным янтарем нечто крупное, округлое, полированное, покрытое резьбой и золотой инкрустацией. Торриль. Форзон перевел взгляд на возницу, потом на его левый рукав, развевающийся на ветру. Потом, помогая себе правой рукой, неуклюже вскарабкался в повозку. Изгнанник Тор, который был великим музыкантом еще вчера вечером, дернул повод правой рукой, и эск двинулся вперед.

Они ехали по дороге три ночи и три дня. Ночью они, сменяя друг друга, шагали перед эском с факелом до тех пор, пока усталое животное не отказывалось идти дальше, грузно ложась прямо на дороге. Тор ужасно мучился от боли. Он то и дело мертвенно бледнел и стискивал зубы, а впав в лихорадочную дремоту, вскрикивал, стонал и рыдал. Форзон мог помочь ему лишь тем, что правил эском почти весь день и шел с факелом большую часть ночи.

Еду и питье они получали без хлопот: надо было только остановиться у фермы или на деревенской улице, и какая-нибудь женщина, опустив глаза, выносила им корзину с продуктами и кувшин с водой. За все время путешествия никто с ними не заговорил, и они никому не сказали ни слова. Даже друг другу.

К полудню четвертого дня впереди показалось очередное здание королевского гарнизона. Эти высокие каменные строения, выглядевшие неуместно на фоне пасторального пейзажа, были расставлены на расстоянии дневного перехода вдоль всех главных дорог Курра. Каждый раз, когда они проезжали мимо гарнизона, часовой поворачивался к ним спиной, но этот повел себя иначе: выйдя на дорогу, он молча махнул рукой в сторону. Повинуясь его знаку, они свернули с пыльного большака на полузаросшую колею, вьющуюся среди невысоких зеленых холмов.

Вечером они увидели с холма глубокую долину, где уютно расположилась образцово-показательная деревня. Местные аналоги овец и коз мирно паслись на склонах окружающих холмов; ровное ложе долины было разбито на разноцветные квадраты садов и полей. Дома, в отличие от обычных деревень, были сложены из белого тесаного камня, и гладкие стены, казалось, светились в подступающих сумерках. Все улицы и даже узенькие тропинки окаймляли яркие цветочные бордюры. Все это вместе являло собой чарующую картинку, но Форзон взирал на нее почти с ужасом.

Деревня была слишком велика.

Напротив, на склоне холма по другую сторону долины, высился ряд строений из того же белого камня. С этой стороны стоял лишь один дом; подъехав к нему, Тор остановил экипаж, и они ждали так долго, что эск принялся нетерпеливо фыркать и топать ногой.

Наконец из дома вышел какой-то человек и внимательно осмотрел новоприбывших, пока те сидели, потупив глаза. «Музыкант и лакей», - пробормотал он с ноткой недовольства, махнул рукой вниз и пошел обратно в дом. Только тогда Форзон осмелился поднять глаза и поглядел ему вслед. Беглое впечатление не обмануло: у этого человека было две руки.

У околицы их дожидался однорукий старик. Молча кивнув, он проводил их по улицам деревни к длинному новому дому. Рядом стоял такой же, еще не достроенный: деревня одноруких постоянно расширялась.

Тор и Форзон вылезли из экипажа. Дом был выполнен в типичном куррианском стиле, за одним исключением: по фасаду его тянулась вереница дверей. Провожатый отворил одну из них, кивнул Форзону, и тот вошел в небольшую комнату, оборудованную плетенным из соломы матрасом на козлах, простым стулом и квадратным столом, уставленным расписной глиняной и резной деревянной посудой. Впервые нарушив молчание, старик спросил:

– Как твоя рука? Я могу позвать лекаря, если что.

– Спасибо, со мной все в порядке.

– Тебе повезло.

– Это уж точно.

Как выяснилось, деревенские старейшины готовы нанести визит новоприбывшему в любое время, когда тот будет в состоянии их принять. Обдумав это, Форзон объявил, что старейшины могут прийти к нему, когда только пожелают. Выразив благодарность за разумное решение, старик отправился в соседнюю комнату к Тору, а немного погодя к Форзону явилась целая делегация с официальными приветствиями.

Покончив с формальностями, они с сожалением сообщили ему, что для лакея здесь работы нет. Но неквалифицированного труда сколько угодно: на стройках требуются подносчики камня, на полях - помощники для прополки и окучивания, а пастухам всегда нужны подпаски. Возможно, кто-нибудь из ремесленников захочет взять его подсобным рабочим, а бывает, и живописцы берут человека в услужение. Конечно, он должен понимать, что никто из них не может, нарушив клятву, передать постороннему родовые секреты мастерства. Если он пожелает, то волен выбрать для себя любое из доступных занятий, а если нет, может не делать вообще ничего. Никто не будет вмешиваться в его жизнь, и он не имеет права вмешиваться в жизнь других. Таков главный закон деревни.

Форзон узнал, что Его Величество король, в своем безмерном великодушии и безграничной щедрости, снабжает деревню всем, в чем она испытывает нужду. Король также продает излишки урожая и всю ремесленную продукцию, которая здесь не нужна, и часть этих денег возвращается в деревню, чтобы ее обитатели могли приобрести себе кое-какие предметы роскоши. Это хорошая жизнь, заверили Форзона старейшины (и повторили еще несколько раз, словно пытаясь убедить в том самих себя), и ему здесь будет хорошо. Никто не заставит его трудиться, однако их собственное мнение таково, что он будет гораздо счастливее, если найдет себе подходящую работу.

Форзон учтиво поблагодарил за добрый совет. В соседней комнате лекарь пользовал Тора, и старейшины, казалось, так же желали убраться подальше от мучительных криков и стонов, как сам Форзон - спровадить их поскорее. Они поспешно объяснили ему, что, где и как, пожелали доброй, ночи и удалились.

Следуя полученным инструкциям, Форзон отправился за комплектом носильных вещей и постельного белья. К счастью, верхнее платье оказалось достаточно просторным, чтобы спрятать под ним левую руку. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что щедрость короля Роввы все же имеет границы: все левые рукава новой одежды были урезаны ровно наполовину.

В общественной кухне, расположенной в центре деревни, пожилая женщина молча наполнила его горшок пищей и кувшин питьем. Форзон вернулся в свою комнату и принялся за еду, размышляя о мудрости Команды Б, выбравшей это замечательное место: закон невмешательства гарантирует ему почти полную безопасность, а право на безделье - свободное время для обдумывания плана. Итак, решено: с завтрашнего же дня он приступит к работе во благо Команды Б!