Александр Бачило - Красный Гигант

Каурый Черт, плохо кованый, полумертвый от усталости и бескормицы, заметно припадал на левую заднюю, но честно тянул разбитую подводу в гору. - Сгубили коня, - вздыхал ездовой тяжелой батареи Алексеев. - Где ж это видано - кровного аргамака с-под седла да в оглобли! Алексеев шел рядом с подводой, изредка «деликатно» встряхивая поводьями. Погонять Черта было ни к чему. Конь и так исходил паром, скользил сбитыми копытами по заиндевелым голышам, но от колонны не отставал. Выучка. Ходил этот конь под седлом еще третьего дня, носил молодого полковника Плошкина по длинной, как дорожка ипподрома, Арабатской стрелке. Да как носил! Коршуном налетал на серые шинели, что звались отчего-то красными, сбивал грудью, пропускал только справа - под шашку азартного в бою полковника. Ходил в атаку лавой на злых кобылиц, посадивших себе на спины людей с длинными пиками. «Ну, пронеси, Господи!» - кричал Плошкин, и Черт проносил его меж пиками в самую кобылиную гущу, и летели под копыта островерхие шлемы… А вот от красных пулеметов не унес. Обожгло обоих - коня и седока; Черта больно укусил свинцовый овод в ногу, а полковника - не больно, в голову. Лежит теперь Плошкин на мерзлом песке и глядит мертвыми глазами на мертвую зыбь Азовского моря, а раненый Черт тащит подводу с ранеными к берегу моря Черного. Жилы рвет конь, торопится вслед за колонной на трясущихся тонких ногах и словно бы уже и сам понимает, что к смерти своей спешит. На корабль ведь не возьмут, да и красным не оставят. Не скакать ему по степям лихим сумасшедшим галопом, как вон тот резвый да сытый полуэскадрон, что грохочет копытами навстречу!

Один из раненых откинул шинель, приподнялся на локтях.

– Что там, Алексеев?

– Разведка прибегла, - сказал ездовой, - должно, с Феодосии… Разведчики, огибая колонну, взрыли придорожную грязь, чуть прикрытую ледком, и осадили у коляски командира дивизии. Один из них спешился, откинув башлык, приложил ладонь к козырьку измятой фуражки, тяжело шагнул на дорогу. Коляска остановилась, а вслед за ней и вся колонна, не дожидаясь приказа, встала. Еще не слыша доклада, все уже почуяли недоброе.

– Ваше превосходительство! Суда из Феодосии ушли, - негромко произнес разведчик.

– Ушли! - разом колыхнулась дивизия, вся, от передового дозора до обозного аргамака Черта.

– Ушли без нас!

– Что за черт?! Этого не может быть!

– Бросили! А как же штаб фронта?

– Драпанул к чертям собачьим!

– Какого черта?!

– Да стой ты, не дергай! - прикрикнул Алексеев на Черта, слышавшего свое имя со всех сторон.

– Сволочи! - раненый повалился на дно подводы и закрылся шинелью с головой.

– Красные идут от Керчи, - продолжал докладывать разведчик, ротмистр Климович. - Возможно, они уже в Феодосии. Нам остается только Коктебельская бухта. Там могли остаться суда.

– Разве что чудом, - в мрачной задумчивости произнес генерал Суханов.

Он вынул из кармана вскрытый конверт с приказом на эвакуацию.

– По планам Генштаба - ни черта там нет…

– Я отрядил фелюгу из Феодосии, чтобы прошла морем до Судака. Если где-то на рейде еще есть корабли, их направят в Коктебель. На фелюге пулемет. - Климович сделал шаг к коляске, взялся за поручень и сказал совсем тихо: - Петр Арсентьевич! Коктебель - это последний шанс! А планы Генерального штаба… - он сморщился, будто хватил кислого, - нижним чинам на курево раздать… В порту о планах никто и не слыхал, осмелюсь доложить. Там, говорят, такое творилось… Генерала Осташко на трапе убили. Женщин бросали за борт…

…Через два часа колонна повернула на Коктебель. У перекрестка дорог на обочине осталась лишь развалившаяся подвода да труп лошади. Когда колесо подломилось, Черт не удержался и упал, храпя и захлебываясь пеной. Подняться уже не смог. Алексееву пришлось его пристрелить…

– Видите вон тот домик с белой трубой? Где аистиное гнездо…

– Ну? - поручик Грызлов взялся за винтовку, впился глазами в черные жиденькие кущи, над которыми кое-где поднимались крыши коктебельских домиков.

– Мы жили там чуть не каждое лето, - вздохнул юнкер Фогель, - с сестрой и с тетками.

Поручик плюнул и снова улегся на солому.

– Нашел время теток вспоминать! Ты еще дядьку вспомни!

– А какие там сливы были в саду! - продолжал Фогель мечтательно, - и шелковица, и урюк, и даже персики!

– Борща бы сейчас… - пробормотал Грызлов, поднимая воротник шинели, - что-то смена не идет…

– Вот у меня в Мелитополе была тетка, - прапорщик Шабалин перевернулся на спину, заложил руки за голову, - такой, доложу я вам, персик! Если б не путался под ногами дядька, так я бы…

– Дядя к нам тоже приезжал! - сказал юнкер. - У него в Севастополе была яхта, и он катал нас до Судака и обратно.

Все трое, не сговариваясь, повернулись к морю. Узкое корытце бухты от вытянутого Хамелеона до вихрастой громады Карадага заполнял серый, подернутый пенкой бульон, в котором не плавало ни единой съедобной крохи - пароходика или баржи.

– Яхта… - проскрежетал поручик. - Где она, та яхта? Помолчали. Что тут скажешь? Не появятся суда, и придется хлебать этот бульон до смертной сытости…

– М-да, - задумчиво произнес Шабалин. - Белеет парус одинокий… зачем-то в море голубом. Что ищет он в стране далекой, черт бы его побрал, когда он нужен позарез?

– Разве это море? - Грызлов обиженно дернул плечом и отвернулся от бухты. - Вот в Палермо, действительно, море. Яшмового цвета!

– Неужели они не придут? - прошептал юнкер Фогель. - Не может этого быть!

– Под ним струя светлей лазури. От страху, видно, напустил… - продекламировал Шабалин.

– Да ну тебя, в самом деле! - вспыхнул юнкер. - Я за дивизию переживаю, за раненых! Одно дело драться, когда прикрываешь отход своих, а другое дело так - без позиции, без надежды… Пока всех не перебьют.

– Да, позиция, конечно… - прокряхтел поручик, устраиваясь поудобнее на соломе. - Всё перегруппировывались! Последним стратегическим шедевром русской армии будет план обороны Карадага…

Фогель впился несчастными глазами в каменную громаду, будто понял вдруг: забавный петушиный гребень из его детства все эти годы готовил страшную казнь…

– Ну, кхм, мы еще повоюем… - он покашлял, закрывшись рукавом, свирепо потерся лбом о сукно. - Патронов, жаль, маловато…

– Маловато! - хмыкнул Шабалин. - Патронов просто нету! На батареях - по полтора снаряда на орудие. А у красных - екатеринодарские склады ломятся, катера, аэропланы - всего в достатке!

– И что же ты, Миша, предлагаешь? - не оборачиваясь, спросил Грызлов. - Сдаваться?

– Помилуй Бог! Разве я сказал - сдаваться? - прапорщик приподнялся на локте. - Ты, ваше благородие, за идиота меня принимаешь?