Владимир Чистяков - М. С.

— Не знаю.

— Не ври.

Знают, кто такая Дина. И кто стоит перед ними. Пусть в таком же камуфляже и бронежилете, как они. И форма поношена. И лицо у неё, наверняка, сильно осунулось. Только прежний огонь пылает во взгляде. Огонь, от которого человеку не укрыться. Приговором тебе сквозит взгляд.

Он посмотрел взглядом висельника и глухо заговорил.

— Я не вру последний раз, я видел его перед выходом. Убежище стало затапливать. Решили выходить. Ночь. Бомбёжка. Может, он остался в убежище, а может и нет. Не знаю. Нас очень сильно бомбили. И многие запаниковали. Мы не помню, как выбрались.

— Сами выбрались, а ребёнок погиб. Герои! Ничего не скажешь.

У того сверкнули было глаза, и сразу потухли. Глупо злиться из-за правды. Даже, если она и не очень нравиться.

Линка теперь уже вряд ли удастся найти. Он почти наверняка мёртв. Не может уцелеть семилетний малыш в охваченном пожарами огромном городе. Городе, где тогда полным ходом шли уличные бои. В общем-то с формальной точки зрения успешные для саргоновцев. Только погибшим от этого не легче.

— Ладно. Куда направлялись?

— Мы земляки. Домой.

— Значит, кру-гом. И шагом марш обратно. А я за вами.

Идут в указанном направлении. Без энтузиазма. О чём-то переговариваются. Ничего, реакция у неё отменная.

На привале несший Марину подошёл к М. С. и сказал:

— Вам надо в столицу. А нам вовсе нет.

— Тема исчерпана.

— Не совсем. Вам всё равно когда вы дойдёте. А вот ей не всё равно. У неё нет времени.

— И что?

— Дайте нам слово Еггта, что если мы сделаем так, чтобы вы трое добрались до столицы, то вы позволите нам уйти.

М. С. прищурилась. Её не покидала мысль найти какую-нибудь брошенную машину. Только вот времени на поиски уже не было. И выбора нет.

— Слово ЕГГТА. — отчеканила она — Я, Истинный Младший ЕГГТ, говорю вам: если выполните обещанное, то идите куда хотите. Только в другой раз мне не попадайтесь. Это вам Я, М. С., говорю.

— В общем, километрах в пяти отсюда мы видели брошенную штабную машину. В баках у неё есть горючие. А из нас никто танки водить не умеет.

— Хорошо. Но до машины идём вместе.

— Договорились.

Солдаты не солгали.

И теперь М. С. вновь сидит за рычагами. Столько лет прошло, а старые навыки не забываются. Уже проверено. Сколько там до города? По нормальной дороге, да на этой машине часов шесть хода. Только вот дорога не нормальная. Местами перегороженная, местами заминированная, и все хоть сколько-нибудь значимые мосты взорваны или разбомблены. Да и на дне реки мины тоже попадаются. Хорошо хоть комплект для подводного хода на машине остался. Правда, ставить его в одиночку- то ещё занятие. Да и времени занимает немало. А у М. С. каждая минута на счету. Переехав первую крупную речку, генерал решила не снимать с машины комплект оборудования. Так и поехала дальше с пятиметровой трубой над моторным отсеком. Но дорога выходит всё равно кривоватая, и за шесть часов удалось преодолеть не больше пятой части расстояния.

Но на своих двоих всё одно столько бы не прошла.

Несколько раз М. С. останавливалась, и осматривала ноги Марины. Через два-три часа делала уколы. Дочь уже настолько накачана лекарствами, что находится в полной прострации. Сознания она не теряет, но кто она, где находится, и что с ней происходит не осознаёт совершенно. В данной ситуации это благо. Процесс идёт, краснота ползёт вверх, но всё-таки не так быстро, как М. С. думала. Препараты или гены чужаков так действуют? Какая разница, важно, что есть ещё время. Только вот его больше не становится. И жара у Марины ещё нет. Пока нет.

Дина сидит на месте радиста. Просто до невозможного довольная. Она — да настоящий танкист. Даже тумблеры на пультах иногда приказывают переключать. М. С. сосредоточенно смотрит вперёд. Хоть одну жизнь она спасёт. Хоть одну. С каждым часом всё меньше и меньше шансов у Марины.

Топливо кончилось три часа назад. Заодно подходят к концу и препараты. Дозировку пришлось сбавить. И Марина теперь в сознании. Хотя она и сонная, видно, насколько напугана. И до чего же ей больно! Но она молчит. Выносливая. А ты не знаешь, что лучше: слышать стон или крик, или такое вот молчание. И видеть до крови закушенные губы и побелевшие скрюченные пальцы, вцепившиеся в плащ-палатку. Пару часов назад М. С. дала ей сильнейшего снотворного. Но действовать оно начало только сейчас. Скрюченные пальцы наконец, разжались. Марина снова забылась.

На последних каплях горючего удалось добраться до руин одной из станций метро. Через неё М. С. надеялась пробраться в убежище, хотя и не больно верила в то, что оно уцелело. Станция находится на окраине парка, фактически за городом. Правда парка уже не существует. Остались одни угольки. Когда сгорел? Теперь уже неважно.

Ещё издали М. С. поняла: здесь в убежище не пробраться. Здание станции полностью разрушено. Вместо него огромная воронка.

Чтобы попасть в убежище, вначале надо спуститься в туннель. В десятке метров от воронки машина встала. М. С. выбралась из неё, и сама не зная, зачем, полезла на край воронки, хотя и так прекрасно знала, что увидит.

Воронка до краев заполнена грязной водой. Плавает какой-то мусор. И разбухший до безобразия труп.

М. С. стоит на краю воронки и смотрит вниз, на мутную воду. Ясно, что поиски надо продолжать. Иначе Марине не выжить. Пока в централи ещё сохранялась связь со столицей, кое-какие сведения о разрушениях ещё поступали. М. С. знала, что чужаки занялись целенаправленным уничтожением жилых кварталов и убежищ. Конечно, достать непосредственно убежища специальной постройки, даже их мощнейшие бомбы не могли. Но они разрушали входные туннели и вентиляционные шахты. А к этой станции М. С. и вела машину именно потому, что верила, или хотела верить, что она цела.

Если бы не ранение Марины, М. С. бы знала, что делать. Найти топливо не очень сложно. В подбитых и брошенных военных и гражданских машинах недостатка нет. Найти топливо, заправить машину и двигаться дальше. Куда? А куда угодно, ибо где-то должны быть и живые люди. Поиски топлива требовали времени. А как раз его-то и нет.

Несколько раз за день М. С. осматривала ноги Марины. И с каждым разом зловещая краснота поднимается на несколько миллиметров выше. Боли Марина не ощущает, она вообще сейчас ничего не ощущает, так как находится отключке из за огромных доз обезболивающего и противовоспалительного, которыми накачала её М. С… Только в крови уже отрава. И лекарства действуют вовсе не так, как должны. Сейчас забвение — лучшее лекарство. Но пройдёт чуть больше суток… И тогда даже сильные наркотики не смогут облегчить боль. А ещё через сутки или двое… Кожа истончится и покроется зияющими ранами. Вся кровь и кости будут поражены, все органы чувств и, в первую очередь зрение, откажут. И потом в страшных мучениях приходит смерть.