Фрэнк Герберт - Улей Хеллстрома

– Должна ведь когда-нибудь молодость проявить себя, – прошептала Кловис, наклонившись к нему. – Не думай об этом, дорогой. Старый козел позади меня пытается нас подслушать.

Джанверт понимал, что не стоит сразу же оглядываться назад, но вскоре выпрямился и осмотрел салон самолета. Уже зажгли свет – снаружи стало темно, и пятна черноты с редкими звездами зияли из каждого иллюминатора. Седой старик позади Кловис включил лампочку над собой и читал «Таймс», потягивая виски со льдом. Он посмотрел было на Джанверта, но тут же вернулся к своему журналу и напитку. Джанверт не мог припомнить, чтобы ему приходилось раньше видеть старика, но кто знает. Его могли послать в качестве наблюдателя за ними.

Раздраженный Джанверт тяжело опустился в свое кресло и нагнулся к Кловис:

– Милая, нам нужно завязывать с этой работой. Тянуть дальше нельзя. Должна же быть какая-нибудь безопасная страна? Место, где Агентство до нас не доберется.

– За океаном?

– Ты же знаешь, что это не выход – просто там говорят на другом языке. Нет – нам нужна небольшая приятная страна, где мы могли бы затеряться раз и навсегда среди населения. Должна же она существовать на этой вонючей планете.

– Ты думаешь о ДТ и Тимьене.

– Я думаю о тебе и себе.

– Он снова подслушивает, – прошептала Кловис.

Джанверт сложил руки и вновь погрузился в угрюмое молчание. Похоже, полет будет паршивым до самого Портленда. Джанверт смирился с этим.

Позже Ник Майерли, проходя мимо, склонился над ними и поинтересовался:

– Ну, ребятки, все о'кей?

Джанверт только что-то буркнул в ответ.

Перуджи едва успел на последний самолет из Далласа, и вошел в салон лайнера в крайнем раздражении, подумав о предстоящем совещании с участием Мерривейла. Однако Шеф настаивал на этой встрече, и Перуджи не видел никакого способа избежать этого. Он встретился в его офисе с Мерривейлом. Маски были сброшены с самого начала.

Когда Перуджи вошел в офис, Мерривейл посмотрел на него, не меняя выражения лица. В глазах Мерривейла застыл истерзанный, испуганный взгляд, и Перуджи подумал: «Он знает, что его выбрали мальчиком для битья».

Перуджи уселся напротив Мерривейла в одно из кожаных кресел и указал на папку, лежащую на столе.

– Я вижу, вы просматриваете отчеты. Какие-нибудь упущения заметили?

Очевидно, Мерривейл считал, что такое начало поставит его в невыгодное положение, потому что тут же попытался взять инициативу в свои руки:

– Мои отчеты точно соответствуют обстоятельствам, которым посвящены.

«Напыщенный ублюдок!»

Перуджи отчетливо понимал, что его присутствие раздражает Мерривейла. Так было всегда: Перуджи был крупным мужчиной. Его можно было бы назвать толстяком, если бы он позволил себе набрать вес. Но он обладал мягкой зловещей грацией, всегда раздражавшей Мерривейла.

– Шеф хотел, чтобы я поинтересовался у вас, почему вы вторым номером назначили эту козявку Джанверта, – сказал Перуджи.

– Потому что он давно уже готов к ответственности.

– Ему нельзя доверять.

– Чепуха!

– Почему вы не могли подождать и не позволили мне самому назначить своего собственного заместителя?

– Не видел смысла. Нужно было дать инструкции.

– Итак, вы совершили еще одну ошибку, – заметил Перуджи.

Его голос выражал спокойное высшее знание, и упоминание о Шефе свидетельствовало об этом.

Мерривейл чувствовал, что его шансы занять более высокое положение в Агентстве уменьшались до нуля. Лицо его помрачнело.

– Почему вы лично отправляетесь в Орегон?

– Вынуждают обстоятельства, – ответил Перуджи.

– Какие обстоятельства?

– Исчезновение наших лучших людей.

Мерривейл кивнул.

– Вы хотели обсудить со мной что-то важное. Что именно?

– Несколько вопросов. Прежде всего, ваш меморандум говорит о нашей неуверенности в следующем шаге, который мы делаем в этом деле. Шефу это не очень понравилось.

Мерривейл еще больше побледнел.

– Мы… обстоятельства…

Перуджи прервал его, как будто даже не слышал его слов.

– Во-вторых, нас озадачили инструкции, которые вы дали этим трем агентам. Нам кажется странным, что…

– Я следовал приказам до последней буквы! – Мерривейл ударил рукой по папке.

«История его жизни», – подумал Перуджи. Вслух же произнес:

– Ходят слухи, что Тимьене не нравилось это задание.

Мерривейл втянул носом воздух, стараясь придать себе большую уверенность. Они всегда возражают, а затем говорят об этом за его спиной. Слухи – это несерьезно.

– Я получил информацию, что у нее могли иметься существенные возражения насчет проведения операции. Она высказывала вам эти возражения?

– Да, мы разговаривали. Тимьена думала, нам следует действовать открыто после случая с Портером, более официально.

– Почему?

– «Просто чувство, – вот ее слова, – больше ничего». – Мерривейл произнес слово «чувство» так, словно считал это просто женской слабостью.

– Значит, просто чувство, ничего существенного?

– Вот именно.

– Похоже, это чувство ее не обмануло. Вам следовало прислушаться к ней.

– У нее всегда были эти сумасшедшие чувства, – возразил Мерривейл. – Ей не нравилось работать с Карлосом, например.

– Итак, у нее были возражения. Почему она возражала против Карлоса?

– Это только предположение, но мне кажется, что когда-то он грубо домогался ее благ. В любом случае, в Агентстве не посмотрели бы на это одобрительно. Они знают работу, которая им поручена, и все последствия, отсюда вытекающие.

Перуджи смотрел на него, не отрываясь.

Лицо Мерривейла напоминало открытую страницу, на которой можно было прочитать все мысли: «Меня обвиняют в этих потерях. Почему выбрали меня? Я только выполнял приказания».

Прежде чем Мерривейл высказал вслух эти мысли, Перуджи сказал:

– Давление сверху растет, и мы должны получить какие-то объяснения. Ваша роль в этом деле – особая, и спрос с вас будет особый.

Мерривейл мог теперь представить всю картину: давление сверху возрастает, и кому-то придется стать козлом отпущения. И этим козлом отпущения должен стать Джозеф Мерривейл. То обстоятельство, что он сам защищался таким образом много раз, не уменьшало его страданий от понимания того, что теперь сам оказался в похожем положении.