Дон Уэбб - Чужая игра

В желтом небе, ловя восходящие потоки горячего воздуха, кружились псевдостервятники. Я смотрел на них из-под прозрачного городского купола и обдумывал свое положение.

Я дошел до черты. Дальше отступать некуда.

В том, что человек разорился и дошел до последней черты, ничего хорошего нет. Естественным такое состояние не назовешь. Я верный последователь церкви Великого Игрока, а мы верим, что Адам был сотворен голым, но с двадцатью красными фишками в правой руке и игральными костями в левой. И ненавидит невезучих, и если вы хотите, чтобы Великий Игрок вас любил, иногда стоит малость смухлевать. К счастью, в каждой душе есть толика склонности к мошенничеству, так что обманывать ближнего своего нетрудно.

Я еще немного постоял, пялясь на мерзких птиц, потом вошел в город и направился в самый унылый салун на Новом Марсе под названием «Марсианская одиссея». В «Одиссее» было чисто и тепло. Покалеченный на войне Эд Париварто, впав в кататоническое оцепенение, пускал слюни за стойкой. Бедняга оказался слишком близко к полю боя на Листере-4, что с него взять. Но если задать ему конкретный вопрос, он очнется и ответит. Я зашел за стойку и налил себе выпить. Большинство посетителей сидело в электронных кабинках и сканировало свеженькие фантазии. В одной из кабинок я заметил свою давнюю приятельницу Длинные-Ляжки, охваченную виртуальным экстазом.

Выглядит эта особа довольно странно. Она потеряла свои ноги, проиграв их туристке с Земли, пожелавшей привезти оригинальный (биологический) сувенир с пограничной планеты. Туристка увезла с собой ее хорошенькие ножки, а Длинные-Ляжки купила себе лучшие ноги фабричного изготовления, какие отыскались на Новом Марсе. Правда, они оказались длинноваты, отсюда и ее прозвище.

Когда дама досмотрела фантазию до конца, я подошел к ее кабинке.

– Я разорен, я страдаю и нуждаюсь в утешении, — поведал я ей. Длинные-Ляжки — наша местная падре, то бишь мадре.

Она взглянула на меня своими чересчур зелеными глазами и ответила:

– Через несколько дней сядет корабль с туристами. Наша церковь сможет снова открыть лавочку.

– Аминь, сестра, — сказал я.

На Новом Марсе встречаются три типа людей. Во-первых, туристы с Земли. Эти богатые лопухи желают «расширить» свой жизненный опыт. Они с благодарностью погружаются в суровую жизнь границы и воспринимают нас, местных, как персонажей очередной фантазии. Некоторые из этих лохов благодарны даже за то, что их обирают до последнего кредита — ведь какой потрясающий рассказ о своих приключениях они привезут домой!

Вторая разновидность — потомки земных бедняков. На Новый Марс высадили предков наших предков. Те, кто выжил, получили работу по жизнеобеспечению поселения. И дела у нас до войны шли неплохо.

Третьи — покалеченные на войне солдаты. Ветераны сражений плохо смотрятся на Земле, поэтому пострадавшие от белатринского пси-оружия слоняются по нашим пыльным улицам и получают кое-какие пенсии. Некоторые — вроде Эда — «выздоровели» настолько, что смогли устроиться на работу, став, например, барменами.

Вся наша церковь подготовилась к прибытию туристов. Кто-то даже переодел Эда в новый костюм, придав ему более достойный вид.

Туристы всегда заходят в «Одиссею» — уж больно жалкий у салуна вид. Очень «туземный».

И вот настал день, когда туда вошли лопухи: некая парочка с усовершенствованными органами чувств, которым ничего не стоит заткнуть за пояс систему обороны Нового Марса; женщина с рысью; двое мужчин в шлемах профессиональных антропологов и, наконец, толстяк с покатыми плечами и печальным лицом.

Я сидел рядом с Эмбоем Фэйрстедом, которому предстояло сыграть роль болтливого пьяницы. Длинные-Ляжки заняла кабинку. Сунув в разъем на черепушке фальшивый кабель и полузакрыв глаза, она оценивала проходящих мимо нее лохов.

Женщина с рысью направилась прямиком к бару. Рысь заказала мартини.

– У нас тут мало рысей, — сообщил Эд. — Пять кредитов.

– При таких ценах много новых вы не дождетесь, — заявила рысь.

Печальный толстяк присел за столик рядом со мной и Эмбоем. Кожа у него была бледная и влажная, а глаза серые и водянистые. Я быстро взглянул на Длинные-Ляжки, та кивнула. Толстяк мне не понравился — в нем было нечто неуловимо отталкивающее. Леденящий запах запретных миров, как говорят в дешевых драмах. Но Длинные-Ляжки еще ни разу не ошибалась, указывая на крупную добычу. Она ее за версту чует. Чертовски жаль, что у нашей мэтрессы совершенно нет способности к азартным играм. Полагаю, предки ее предков владели придорожной лавочкой в Дельфах.

Эмбой, безнадежно скверный актер, начал свою роль:

– Я знаю, что дело верняк, да только денег у меня нет.

Я цыкнул на него, чтобы он заткнулся.

– Мы запустили прибор в прошлые выходные. Четкие картинки и все такое… — долдонил Эмбой.

– Слушай, деньги мы достанем. И хватит об этом трепаться, — вставил свою реплику я.

– Я мог заработать состояние, — не унимался Эмбой. — Ставки были шесть к одному.

– Заткнись. Ты слишком много выпил и можешь все погубить. А если и заработаешь состояние, то все равно пропьешь. Я отведу тебя домой.

Краем глаза я наблюдал за толстяком. Он, словно губка, впитывал слова Эмбоя, а в глазах уже загорался огонек жадности. Когда вы видите такой огонек, считайте, что дело в шляпе. Остается лишь направить барана в загон для стрижки.

Я встал и принялся поднимать упирающегося Эмбоя. Тот приподнялся и, накренившись, тремя быстрыми шагами приблизился к столику толстяка. Я попытался поставить Эмбоя прямо, и толстяк, проявив отзывчивость, тоже встал и подпер Эмбоя с левого боку, после чего мы вместе повели его к выходу.

– Друг… — пробормотал Эмбой.

– Спасибо за помощь, — поблагодарил я. — Надеюсь, теперь я сам доведу его до дома.

– Меня зовут Сэмюэл Миллар, — представился лох. — Позвольте, я вам помогу.

Я ухитрился пожать ему руку, одновременно поддерживая полусогнутого Эмбоя:

– Я Корки Каллин. Спасибо за помощь, если она вас не затруднит, мистер Миллар.

Вдвоем мы кое-как распрямили скорченного «забулдыгу» — он явно переигрывал. Никто из местных не купился бы на такую бездарную игру, но поскольку алкоголь на Земле неизвестен, запудрить мозги туристу не так уж трудно. «Верь в огоньки жадности», — любит повторять во время проповедей Длинные-Ляжки.

Мы поволокли Эмбоя по улицам Гелиум Новума. Серебристый свет двух лун призрачными радугами переливался на куполе ратуши. Из-за прозрачной преграды доносилось гудение кровожадных псевдонасекомых, вышедших на ночную охоту. Наконец мы добрели до обветшавшего жилого комплекса, где обитал Эмбой. Он начал было подниматься по лестнице, но решил сымпровизировать и повалился на Миллара. Тот быстро уклонился, и Эмбой шмякнулся по-настоящему, но быстро поднялся — я счел, что теперь он хочет изобразить, будто падение его отрезвило. Неуклюже попрощавшись, Эмбой торопливо юркнул за дверь.