Сергей Буренин - Марс пробуждается

— А все эта Компания! Ты посмотри — она проникла повсюду! Еще несколько лет„ и Фал-лон приберет к рукам всю планету! И все благодаря руде… Эдд не скупится и трясет мошной перед Планетарным правительством, а по сравнению с этим звоном крики простых людей — всего лишь балаганная свистулька на фоне пароходного гудка. Без нас Марсу не выжить! Мы его единственная, хоть и слабая надежда.

Сент-Джон со злостью ударил кулаком по перилам и начал мерить балкон нервными широкими шагами.

— Когда Майо засветилась, так и не успев рассказать человечеству о тех злодеяниях, которые творят тут Фаллон и его подручные, мы потеряли единственный шанс освободить планету от этого негодяя. Мне нужны доказательства! Неопровержимые доказательства! Будь у меня такие доказательства, я бы мог обратиться в Межпланетный координационный совет: они бы начали собственное расследование, и тогда… А теперь все пропало! Последняя надежда!

В полном расстройстве Сент-Джон снова опустился за столик. Какое-то время они просидели молча, только Мак ногтем мизинца теребил в ухе бубенцы, которые печальным звоном вторили настроению председателя.

— Знаешь, что мне кажется? — сказал задумчиво марсианин. — Я думаю, что эта задача требует кого-то посильнее нас с тобой. Для того, чтобы объединить планету, всех ее жителей от полюса до Джеккары, всех этих кротов, которые позарывались в свои норки. Они боятся высунуться наружу, лелея в темноте свои воспоминания о великом прошлом, которое уже стало наполовину вымыслом. Нет, чтобы объединить этих людей, нужен настоящий гигант. Появится здесь кто-то наподобие Голиафа из вашей земной Священной книги, и тогда, возможно, Марс получит свой шанс на выздоровление.

— Может, в чем-то ты и прав, а может, это просто мечты о несбыточном. Что, если Марс уже умер, а мы сидим около еще не разложившегося трупа и считаем его живым?

Сент-Джон откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Весь его вид выражал огорчение и усталость. Потом он усмехнулся и добавил:

— А вдобавок скажу тебе вот что. Ну найдем мы такого Голиафа, тогда кто-нибудь обязательно сумеет найти для него Давида.

Рик очнулся и сразу же почувствовал две вещи: свежий воздух и боль. Он открыл глаза и увидел лишь темноту, разбавленную зеленоватым свечением, которое напомнило ему командный отсек звездолета. Рик попробовал встать, но вместо этого долго стоял на четвереньках и кашлял пылью. В метре от себя он разглядел большую кучу грунта — видимо, обвалившегося. Рик попробовал выяснить, откуда исходит зеленоватое свечение, и обнаружил у себя над головой дыру с зазубренными краями, которая и служила источником свечения.

Он огляделся по сторонам и разглядел белое как полотно лицо Майо. Рик подполз к ней и дотронулся до горла, оно было теплым. Тогда он попробовал нащупать пульс и обнаружил, что он довольно сильный и ритмичный. Это открытие доставило Рику не то что удовлетворение, а настоящую радость. Он произнес имя девушки, но та в ответ только тихо простонала.

Рик вскарабкался наверх и принялся расширять отверстие. От земли пахло сухостью и тленом. Обвал, очевидно, разрыхлил грунт, поэтому Рик выбирал камни побольше, раскачивал их и обваливал вниз. Наконец дыра стала достаточно широкой, чтобы можно было вылезти наружу. Пока Рик трудился, он понял, что их спасло от обвала. Череп Выползня имел костяную основу и даже после смерти владельца сохранил свою твердость. Обвал разрушил все тело Выползня, а Рик с Майо, как под защитным колпаком, отсиделись в черепе.

Рик вернулся в пролом и вытащил из-под земли бесчувственную девушку. Теперь он осмотрелся. Они оказались на основании склона большого утеса, который когда-то был подводным рифом. Выползень, видимо, хотел спокойно помереть на дне моря, но не добрался до него всего лишь полметра. Однако сейчас вместо морского дна здесь простиралась бескрайняя пустыня. Местами в слабом зеленоватом свете Деймоса виднелись тени утесов. Склон, на который выбрались беглецы, был покрыт мхом и лишайником. И все же основную часть ландшафта занимали голые барханы. Порывы ветра гнали песок перед собой, и от этого в ночном свете пустыня очень напоминала море. Ночной ветерок был холоден и насквозь пропах мертвой землей.

«И никакой развилки, — подумал Рик. — Интересно, что лучше: быть разорванными чернецами или протянуть ноги в пустыне от голода и жажды? Хотя почему это — никакой развилки? —вдруг поправил он сам себя. — Наоборот, тут даже не развилка, а бесчисленное множество дорог, каждая из которых хранит свои секреты».

Рик принялся внимательно оглядывать горизонт, хотя в неверном свете единственного ночного светила это было очень трудно. На вершинах некоторых утесов ему виделись замки, но когда он приглядывался, то это оказывалось всего лишь причудливой игрой природы. От этого занятия у него заболели глаза, и он решил подождать до рассвета.

Майо все еще лежала, не подавая признаков жизни. Рик пошарил по карманам и, к великой радости, обнаружил брошенную ему в руднике Штромом пачку с остатками сигарет. Он закурил и предался невеселым размышлениям.

Так Рик просидел около двух часов. Но вот небо посветлело, и на горизонте показался край солнца. Рик поднял глаза и сразу увидел город. Силуэт города вырисовывался далеко на горизонте, на самом краю видимой пустыни. Его контуры были неясными, как будто он стоял в середине пыльного облака, и при этом силуэт извивался, как отражение в воде. Рик слышал, что на Земле в пустынях бывают миражи, но случается ли это явление на Марсе, он не знал. Однако выбора не было — умирать, сидя на месте, это не для него. Одно дело погибнуть, пробиваясь к цели, а совсем другое — безропотно дожидаться конца. Как ни крути, но только это видение подавало хоть какие-то намеки на жизнь, а значит, надежда пряталась в той стороне.

Рик встал на негнущиеся, ноющие ноги. Все тело ломило, но мышцы худо-бедно слушались. Рик попробовал привести в чувство Майо, но это ему не удалось. Путь предстоял долгий и тяжелый, а промедление было равносильно самоубийству: голод и жажда дадут о себе знать, не взирая на то, идешь ты или ждешь у моря погоды. Поэтому Рик решил отправиться в путь немедленно, таща бесчувственное тело своей спутницы.

Он начал спуск с утеса. Спотыкаясь и падая, где на четвереньках, а где просто сползая с крутых откосов, Рик пробирался вперед и волок за собой Майо. И все это сопровождалось постоянным бряцанием кандалов.

Наконец спуск окончился. Рик поднял девушку на руки. В утреннем свете кожа ее была бела как снег, каштановые волосы каскадом падали ему на руку. Одежда на обоих была изодрана и испачкана пылью вперемешку с засохшей кровью.