Ричард Хенрик - Нырок в забвение

– Это "Академик Петровский", – ответил Мур.

Удивленный такой осведомленностью следователя, Уолден потянулся вверх и достал скрученный провод с большим микрофоном на конце. Он поднес микрофон к губам и заговорил четким голосом:

– "Академик Петровский", на связи американский боевой корабль "Хайман Дж. Риковер". Как меня слышите? Прием.

Уолдену пришлось еще трижды повторить эти фразы, прежде чем из репродукторов внутрикорабельной связи донесся искаженный помехами голос:

– Говорит "Академик Петровский". Что у вас за корабль?

Уолден, нахмурившись, ответил:

– Атомная ударная подлодка в подводном положении в трех тысячах ярдах по вашему левому борту.

– Одну секунду, – сказал тот же голос с некоторым волнением. – Я позову старшего начальника.

Через пару минут в репродукторе заговорил другой голос:

– Старший лейтенант Виктор Александров к вашим услугам. С кем имею честь говорить?

– Командир лодки "Хайман Риковер" каперанг Джон Уолден.

– Чем я могу помочь вам, каперанг Уолден? – спросил русский.

Уолден вопросительно взглянул на Мура. Следователь достал блокнот и написал ответ для командира.

– Старший лейтенант Александров, один из моих офицеров, коммандер Мур, просит разрешения подняться к вам на борт и поговорить с наблюдателями ООН.

– Это весьма необычная и неожиданная просьба, каперанг. Прежде, чем дать такое разрешение, я должен решить вопрос с моим начальником адмиралом Валерьяном.

– Очень хорошо, старший лейтенант, будем ждать вашего ответа.

Уолден убрал микрофон и посмотрел прямо в глаза следователю.

– Коммандер, мне кажется, пришло время ввести меня в курс дела.

– Так точно, командир, – ответил Мур. – Вы получите эти сведения сразу после того, как высадите меня на "Академика Петровского".

Через десять минут тишину нарушил голос в репродукторе:

– Каперанг Уолден, говорит старший лейтенант Александров. Просьба коммандера Мура удовлетворена. Всплывайте, мы вышлем катер.

Мур почувствовал мгновенное облегчение и поспешил в кубрик готовиться к переходу на русское судно. Через четверть часа он поднимался по трапу передней сходной шахты.

Из-за горизонта на востоке выглянуло солнце. Мур подошел к морякам, собравшимся на палубе лодки. Командир отвел его в сторону и, кивнув на приближавшийся катер, спросил:

– Сколько вы там пробудете?

– Думаю, не более часа, командир.

– Хорошо, Мур, мы подождем вас на поверхности. Если возникнут какие-то проблемы, позвоните.

– Есть, командир.

Будучи в неведении относительно того, что ожидало его на русском корабле, Мур старался держаться уверенно. Его окружала четверка загорелых русских моряков в тельняшках. Судя по всему, никто из них не говорил по-английски, а поскольку Мур не знал русского, то переход на исследовательское судно проходил в полной тишине.

Мур по трапу поднялся на борт "Академика Петровского". На палубе его ждали русский офицер в безупречной морской форме и краснощекий толстяк средних лет в мешковатом костюме. Полный мужчина шагнул навстречу Муру и заговорил:

– Добрый день, коммандер Мур. Я доктор Харлан Соркин. От имени Организации Объединенных Наций счастлив приветствовать вас на борту "Академика Петровского". Разрешите представить вам старшего лейтенанта Александрова, старпома нашего судна.

Мур вежливо кивнул русскому, заметив, что доктор Соркин, судя по его акценту, уроженец Австралии или Новой Зеландии.

– Сожалею, доктор, что я свалился на вас, как снег на голову, – как можно приветливее и теплее сказал Мур, – но меня послали проверить, насколько комфортны здесь условия для работы наблюдателей и в какой степени судно способно обеспечивать функционирование подводного комплекса.

– В обоих случаях у вас абсолютно нет никаких оснований для беспокойства, коммандер, – ответил доктор. – На "Академике Петровском" нам создали идеальные условия проживания, а что касается поддержки нашей программы, то трудно было бы найти более подходящее для этой цели судно.

– Да, такого судна мне еще не приходилось видеть, – заметил Мур.

– Оно действительно уникально, – с гордостью произнес Александров. – Оно предназначалось для океанографических исследований. "Академик Петровский" – новейшее исследовательское судно в российском флоте.

Мур с удовольствием оглядел безупречно чистую палубу.

– Очень впечатляет. Вы позволите мне бегло осмотреть судно?

– Буду рад сам вам все показать, – предложил доктор Соркин. – Если, конечно, старший лейтенант Александров не против.

Хотя русский и не проявил бурного восторга по поводу такой перспективы, он все же кивнул в сторону люка, ведущего вниз.

– Смотрите на здоровье, коммандер Мур. А когда закончите осмотр, заходите в кают-компанию, позавтракаем вместе.

– Спасибо за приглашение, – ответил Мур. – Но у меня, к сожалению, ни на что, кроме осмотра, не остается времени.

Русский, казалось, был расстроен таким ответом.

– Очень жаль. Я уверен, что нашим офицерам было бы интересно с вами познакомиться.

– Может быть, в другой раз, – сказал Мур.

Доктор Соркин взял его под руку и повел показывать судно.

Они спустились вниз и начали движение от носа к корме по длинному центральному проходу.

– Мне льстит, что ваше правительство придает такое важное значение нашей работе. Вот даже вас прислало для проверки, – заметил доктор Соркин, ведя гостя мимо просторных кают. – А это, между прочим, наши каюты. Просто роскошь, не так ли?

– Да уж, – ответил Мур. – Разительный контраст по сравнению с кубриком на девять человек, где я сплю.

Соркин показал ему великолепную судовую лабораторию, которая по своей оснащенности могла бы посоперничать с университетской. Мур познакомился еще с двумя наблюдателями ООН: индийским ученым, изучающим планктон, и итальянцем-гидрографом. Сам Соркин, будучи по образованию океанографом, изучал местные коралловые рифы и влияние загрязнений на их рост.

За лабораторией находилась та часть корабля, которой Соркин особенно гордился. Здесь в металлическом корпусе судна было вырезано большое прямоугольное отверстие для выхода в море. Шахту окружал стальной решетчатый мостик, а на поверхности воды замерли две ярко-желтые минисубмарины, по форме напоминавшие блюдца.

Мур с интересом выяснил, что программа комплекса предусматривала соблюдение его автономности, поэтому ныряющие блюдца предназначались исключительно на случай возникновения чрезвычайных обстоятельств. Доктор Соркин и его коллеги пользовались блюдцами для исследовательской работы. Такой способ изучения морского дна был уникален, и ученые охотно пользовались им, когда позволял распорядок дня экипажа.