Уильям Гибсон - Нейромантик

Кейс пошел на шум моря.

– Эй, артист, – закричал ему в спину Рац. – Свет. Видишь, вон там, свет. Туда. Туда иди...

Кейс снова остановился, пошатнулся и упал на колени в нескольких сантиметрах от ледяной воды.

– Рац? Свет? Рац?

Но темнота была кромешной, сплошной, и единственным звуком был шум прибоя. Кейс поднялся на ноги и попытался вернуться назад по собственным следам.

Прошло еще немного времени. Кейс по-прежнему шел по песку.

И вот он появился перед ним и становился все ярче и ярче с каждым его шагом. Свет. Прямоугольник. Дверь.

– Там костер, – сказал он сам себе, и ветер сорвал и унес слова с его губ.

Это был бункер из камня или бетона, почти полностью занесенный текучим песком. Вход в бункер, в мощной, почти в метр толщиной стене, был низким и очень узким, без двери.

– Эй, – позвал Кейс тихо, – эй...

Его пальцы прикоснулись к холодной стене. Там внутри пылал костер, тени метались на песке перед входом.

Кейс пригнулся и вошел. Для этого ему понадобилось сделать три шага.

Перед очагом из ржавого железного листа, в котором горел плавник, сидела девушка; ветер вытягивал дым наружу через мятую трубу. Единственным источником света в помещении был костер, но едва встретившись с испуганными глазами, Кейс мгновенно узнал повязку из пестрого шелка на ее голове, повязку с узором, напоминающим электронную микросхему.

Он отверг ее объятия, отверг пищу, которую она ему предложила, место рядом с ней в гнезде из старых одеял на потрепанной пластиковой подстилке. В конце концов он скорчился на песке у входа в бункер и смотрел, как она спит, и слушал ветер, свистящий над крышей. Каждый час или около того он поднимался, шел к очагу и мешал угли, подбрасывал в костер плавник из груды около стены. Все это было ложью, но холод оставался холодом.

Она, свернувшаяся калачиком под одеялами рядом с очагом, тоже была ложью, обманом. Кейс рассматривал ее рот, ее слегка раскрытые губы. Это была та самая девушка, вместе с которой он впервые побывал на другой стороне залива. И это было жестоко.

– Хорошо бьешь, сволочь, точно, – шепнул Кейс ветру за дверью. – Не упускаешь шанс, да? Не распыляешься по мелочам? Я знаю, к чему ты клонишь...

Усилием воли Кейс попытался изгнать из своего голоса отчаяние.

– Я знаю, понял? Я знаю, кто ты. Ты тот, другой. Три-Джейн говорила Молли о нем. Неопалимая купина. Это не Зимнее Безмолвие, это ты. Зимнее Безмолвие пытался предупредить меня через Брауна. Но ты все же приплюснул мне мозги и перетащил сюда. Вот сюда. К призраку. К такой, какой я ее запомнил...

Линда заворочилась во сне, невнятно позвала кого-то, натянула на себя одеяло, укрываясь по подбородок.

– Ты – ничто, – сказал Кейс спящей девушке. – Ты мертва и ни черта для меня не значишь. Слышишь, приятель? Я знаю, что сейчас происходит. Ты приплюснул мне мозги. И все это займет не более двадцати секунд, так? Я сейчас сижу на собственной заднице в библиотеке, и мой мозг мертв. И очень скоро все это тоже будет мертво , если у тебя не найдется хоть капля разума. Ты не желаешь, чтобы Зимнее Безмолвие довел свое чертово дело до конца, и потому перетащил меня сюда. Котелок сейчас управляет "Куанем", но он уже давно мертв, а значит, ты можешь просчитать его поведение на два шага вперед, так или нет? Вся эта чертовщина с Линдой – ведь за всем этим стоишь ты, верно? Зимнее Безмолвие тоже пытался использовать ее, когда закинул меня в конструкт Тибы, но у него ничего не вышло. Он сказал, это оказалось для него слишком сложно. Это ты двигал звезды на небе Вольной Стороны, да? И это ты наложил лицо Линды на марионетку в комнате Ашпула. Молли ничего такого не видела. Ты просто подправил сигнал симстима. Потому что полагал, что этим делаешь мне больно. Потому что тебе казалось, что это имеет для меня какое-то значение, черт побери. Ну так и иди со всем этим знаешь куда... Ты преуспел с этим тогда. Тебе удалось захватить меня сейчас. Но мне все это до лампочки, понял? Думаешь, меня это задевает? Убери от меня все это дерьмо.

Кейс снова дрожал, и голос у него сел.

– Дорогой, – сказала Линда, выбираясь из-под одеял и садясь среди них, – иди сюда и ложись спать. Если хочешь, я могу посидеть до утра. А ты поспишь, хорошо?

Спросонок ее слабый акцент был хорошо заметен.

– Ложись и выспись, ну же?

Когда Кейс проснулся, Линды в комнате не было. Костер погас, но в бункере было тепло, и солнечный свет, проникающий в дверной проем, ложился вытянутым золотым прямоугольником на разорванный бок фиберглассового контейнера – Кейс видел такие в доках Тибы. Сквозь прореху в боку контейнера Кейс разглядел несколько ярких желтых упаковок. В лучах солнца они напоминали огромные куски масла. Желудок Кейса свело от голода. Выбравшись из гнезда из одеял, он подошел к контейнеру и выудил одну из упаковок, сплошь покрытую печатными надписями на дюжине языков. Английскую надпись Кейс нашел последней. "НЗ, ТИП AG-8. ВЫСОКОКАЛОРИЙНЫЙ РАЦИОН. ГОВЯДИНА". Далее следовал список и процентное содержание питательных веществ. Кейс достал из контейнера еще одну упаковку. "ЯЙЦА".

– Если ты способен изготовлять такое дерьмо, то почему бы тебе не приложить к этому настоящей еды? – сказал Кейс вслух.

Взяв в каждую руку по упаковке, Кейс пропутешествовал по всем четырем комнатам бункера. Две комнаты были совершенно пусты, если не считать наметенного ветром в углы песка, в четвертой стояли еще три контейнера с неприкосновенным запасом.

– Конечно, – сказал Кейс, рассматривая нетронутые застежки контейнеров. – Мы остаемся здесь надолго. Я все понял. Конечно...

Он вернулся в комнату с очагом, нашел пластиковый бачок с, как он решил, дождевой водой. У стены, за спальным местом из одеял, лежала дешевая красная зажигалка, матросский ножик с треснувшей зеленой рукояткой и шарф Линды. Шарф, все так же завязанный узлом, был заскорузлым от пота и грязи. При помощи ножа Кейс вскрыл желтые упаковки и вывалил их содержимое в проржавевшую банку, которую нашел за очагом. Добавив воды из питьевого бачка, Кейс перемешал получившуюся смесь пальцем и принялся есть. На вкус еда лишь отдаленно напоминала что-то мясное. Подкрепившись, Кейс сунул пустую банку в очаг и вышел на свежий воздух.

Судя по солнцу, было уже далеко за полдень. Кейс снял с ног мокрые туфли и вздрогнул от неожиданности, обнаружив, что песок очень теплый и даже горячий. При свете дня пляж казался серебристо– серым. Небо было голубым и безоблачным. Кейс свернул за угол бункера и пошел по направлению к морю, сбросив по пути куртку на песок.

– Ума не приложу, чьи воспоминания ты используешь на сей раз? – сказал он, оказавшись у воды. Здесь он стянул с себя джинсы и швырнул их недалеко в море, затем послал следом майку и трусы.