Жорж Санд - Лора. Путешествие в кристалл

Когда он перестал горячиться, я подумал, что с ним можно говорить разумно.

— Дорогой дядюшка, — продолжал я, — вы производите на меня впечатление сильно экзальтированного ума, позвольте мне сказать вам это. Что эта страна существует где-нибудь во вселенной, в этом я не могу сомневаться, потому что я ее видел и могу ее описать; но чтобы полезно было разыскивать ее на нашей планете, этому я не в состоянии поверить. Следовательно, нам нечего искать к ней пути иначе, как в предугадывательных способностях нашего ума и в надежде жить в ней когда-нибудь, если наша душа так же чиста, как бриллиант, эмблема ее несокрушаемой природы.

— Дорогое мое дитя, — ответил Назиас, — ты не знаешь, о чем говоришь. Ты имел откровение, и ты его не понимаешь. Ты не выяснил себе того, что наша маленькая планета была огромным жеодом, и наша земная кора есть язык, а внутренность ее испещрена восхитительными кристаллизациями, гигантскими по отношению к тем маленьким возвышенностям на поверхности, которые мы называем горами, а которые, в сущности, по отношению к целому подобны коже с апельсина по отношению к величине огромнейшей тыквы. Это тот мир, который мы называем подземным, и он-то и есть истинный мир величия; кроме того, существует, несомненно, обширная часть поверхности, еще незнакомая человеку, где какая-нибудь расщелина или глубокая выемка ведет к области драгоценных каменьев и оттуда можно видеть открытое небо чудес, которые ты видел в твоей грезе. Это, дорогой мой племянник, единственная мечта моей жизни, единственная цель моих долгих и тяжелых путешествий. Я убежден, что эта расщелина или, вернее, это вулканическое отверстие, о котором я тебе говорю, существует в полосах, что оно правильное и представляет собою форму кратера в несколько сот лье в диаметре и в несколько десятков лье в глубину; наконец, я убежден, что блеск этого собрания драгоценных каменьев в глубине и есть единственная причина северных сияний, как это ясно доказала тебе твоя греза.

— То, что вы говорите, дорогой дядюшка, не основано ни на каком здравом геологическом понятии. Моя греза представила мне в большом размере известные формы, минералогические образцы которых в малом виде находились у меня перед глазами. Отсюда вытекает логический вывод, который привел меня в волшебный мир кристалло-геодической системы. Но что знаем мы о внутренней организации нашей планеты? Насколько возможно, мы уверены лишь в одном, что в тридцати или тридцати трех километрах глубины жар до того силен, что минералы могут существовать лишь в расплавленном состоянии. Как же предположить, что туда можно спуститься? Может ли человек не сгореть на пути туда, а ведь это, как вы не можете не согласиться, вовсе не благоприятствует упражнению его исследовательных способностей. Что же касается северных сияний…

— Ты просто школьник, желающий выказать себя ученым человеком, — возразил дядюшка. — Я прощаю тебе это, вас так воспитывают, и к тому же я знаю, что знаменитый Тунгстениус берет на себя объяснять все, не принимая во внимание таинственных инстинктов, которые у некоторых людей глубже и сильнее, чем способности обманчивых наблюдений, которыми так тщеславится твой дядюшка. Освободись с сегодняшнего же дня от бесплодных диссертаций моего шурина и слушай только меня одного, если ты хочешь стать выше пошлого педантизма. Ты инстинктивно видящий естественник, не мучай же своего ума, чтобы не сделать его слепым.

Знай, что я тоже ясновидящий и что при дивном свете моего воображения я очень мало забочусь о ваших мелких научных гипотезах. Гипотезы, апологии, индукции, — вот невидаль! Я тысячами могу предложить вам гипотезы, и все они будут хороши, несмотря на то, что будут противоречить одни другим.

Посмотрим, что значит ваш интенсивный жар и ваши минералогические материи на расстоянии тридцати трех километров глубины! Вы идете от известного к неизвестному, и вы думаете, что владеете ключом всех тайн. Вы знаете, что в глубине сорока метров жару одиннадцать градусов и что жар этот увеличивается на один градус стоградусного термометра тридцатью тремя метрами. Вы делаете вывод, и вы рассуждаете о том, что происходит в двух или трех тысячах километров под землею, не думая о том, что этот жар, констатированный вами, происходит, быть может, от редкого воздуха в глубине колодца, между тем как в больших внутренних пространствах, неизвестных вам, быть может, циркулируют массы воздуха, сильные ураганы, которые в продолжение тысяч веков питали известные вулканические очаги, тогда как в других местах они, при помощи воды, навсегда угасили предполагаемую энергию центрального огня. Вы знаете, кроме того, что этот центральный огонь не играет никакой необходимой роли в земном существовании, так как вся жизнь, находящаяся на поверхности, есть исключительно работа солнца. Следовательно, ваши познания суть чистейшие гипотезы, которые ничуть не увлекают меня и которые к тому же естественно парализуются предположением об отверстии в полюсах. Почему, если полюсы достаточно плоски в смысле центростремительной силы, действующей на них беспрестанно, они не могут быть глубже, чем предполагают, в силу реакции центробежной силы, давящей всегда к экватору? А если полюсы имеют отверстие в глубину тридцати трех километров, что в действительности очень незначительно, то каким образом жар мог бы выдерживать с того времени, как глубина этой пропасти находится в соотношении с ледяным климатом занимаемой ими местности?

— Извольте, дядюшка, вы говорите о ледяном климате полюсов. Вам небезызвестно, что теперь верят в существование свободного моря на северном полюсе. Путешественники, которым удалось к нему приблизиться, видели туман и летающих птиц, признаки воды, отделившейся от ледников; присутствие птиц доказывает сносность температуры. Следовательно, если там есть порядочная глубина, то, очевидно, есть море, а если есть море или даже озеро, то нет кратера, куда можно спуститься, и ваша гипотеза, смелейшая из всех гипотез науки, падает в воду.

— Но какой же ты болван! — с грубой злобой крикнул дядюшка Назиас. — Каждый морской бассейн есть кратер, я не говорю вулканический, но кратер, выемка огненного свойства, и если ты веришь в существование полярного моря, то ты допускаешь необходимость огромнейшей рытвины, чтобы его заключать. Остается узнать, пуста эта рытвина или наполнена водою. Я говорю, что она пуста, так как очаг какого-нибудь извержения постоянно наполняет ее, и что через нее проходят электрические феномены северных сияний, феномены, о которых ты, конечно, хотел что-то сказать мне. Я допускаю, что она испускает мягкую теплоту, так как, если ты непременно стоишь на том, то я признаю очаг ее в средине, но очень далеко от геодической кристаллизации, которую я надеюсь достигнуть. Да, я льщу себя этой надеждой и я хочу этого, и я достаточно исследовал экваториальный мир, чтоб быть вполне уверенным, что земная поверхность очень бедна драгоценными каменьями, даже в действительно богатых странах, и я принял твердое решение отправиться эксплуатировать те страны, где центростремительная сила держит и концентрирует их несоизмеримое месторождение, между тем как центробежная отталкивает к экватору лишь жалкие осколки, оторванные от обедневших краев планеты.