Андрей Ветер - Волки и волчицы

— Передайте Наташе, что я позвоню ей вечером.

— Обязательно передам. Я очень рад, что вы с Наташей встретились.

— Неужели? — Кирсанов посмотрел на Николая Яковлевича с испугом, опасаясь новой волны информации, которую трудно переварить.

— Вы имеете шанс развязать один из завязанных вами узлов… Но я вижу, вы совсем устали. Ступайте же, ступайте…

На рассвете, с первыми петухами, раб по имени Тразил осторожно растолкал Траяна:

— Просыпайся, господин, уж Аврора мчится по небу на своих конях! Вставай и не гневайся на меня, что я столь бесцеремонен. Я лишь выполняю твоё указание.

— О боги! Что за проклятое место, где нет даже нормальной кровати? У меня все кости болят, — откликнулся Траян, не поворачивая головы.

Из крохотного окошка сочился мутный утренний свет.

— И какие в этих местах ужасные посещают сны. Я видел отвратительных женщин, которые варили что-то зловонное в огромном чане и пытались напоить меня этим варевом. Ведьмы! Настоящие ведьмы! А из-под земли поднимались истлевшие мертвецы, и колдуньи тыкали в них палками и перечисляли их имена, говоря мне, что все эти мёртвые тела — мои…

— То ли ещё будет, хозяин, — жалобно вздохнул Тразил. — Я слышал, что в стране варваров кошмарные сны не оставляют добрых людей никогда. Припомните-ка славного Друза, который родил на свет нашего императора. Ведь его остановила не армия варваров, но призрак женщины. А уж этот всем известный воин не чета вашей изнеженной милости был [12] «Отцом Клавдия был Друз… Этот Друз в сане квестора и претора был полководцем в ретийской и потом в германской войне, первым из римских военачальников совершил плаванье по Северному Океану и прорыл за Рейном каналы для кораблей — огромное сооружение. Врага он разгромил во многих битвах, оттеснил в самую глушь, и лишь тогда остановил свой натиск, когда призрак варварской женщины, выше человеческого роста, на латинском языке запретил ему двигаться далее. За свои подвиги он был удостоен овации и триумфальных украшений. А после претуры он тотчас получил консульство и возобновил войну; но тут он умер от болезни в летнем лагере, который с тех пор называется Проклятым… Войско в его честь насыпало курган, вокруг которого каждый год в установленный день солдаты устраивали погребальный бег и перед которым галльские общины совершали всенародные молебствования» (Светоний «Жизнь двенадцати цезарей»). .

— Прекрати мерзкую болтовню, раб. Ты думаешь, что я поддамся испугу и поверну назад, ослушавшись приказа императора? Будь проклят этот жирный тупица! Да обрушат боги на него свой гнев! Молчи, раб, молчи, у меня и без твоих слов настроение никуда не годится… Что там за шум на дворе?

— Какое-то жалкое шествие, — ответил Тразил, выглядывая в окошко. — Дюжина людей в грязной одежде, звенят систрами.

Траян поднялся на ноги и высунул голову наружу, но сквозь окно смотреть было неудобно. Набросив на плечи плащ, Траян вышел из своей комнатушки и шагнул на пыльную улицу.

— Я думаю, что это служители сирийской богини. Вон они катят на тележке раскрашенную статую. Они бродят по всей Италии, нищенствуют, — сказал семенивший за ним Тразил.

Из ближайших домов высыпали женщины, нарядившись в пёстрые одежды и покрыв лица густыми белилами. Некоторые из них облачились в белые туники, поддерживаемые узкими пурпурными поясами. Все они явно предвкушали развлечение.

Бродячие поклонники сирийской богини, известной за пределами Италии под именем Атаргатис, приближались к крохотной городской площади. Пятеро из них бешено дули в свои флейты и неистово прыгали под какофонические звуки. Высокий старик с седеющими висячими локонами возглавлял процессию. Его лицо было размалёвано краской грязно-бурого цвета, глаза сильно подведены. В правой руке он держал медную погремушку, рукоятка которой загибалась кольцом, и прикреплённые к ней три маленькие палочки при каждом встряхивании издавали пронзительный звон.

То и дело кто-нибудь из процессии взмахивал рукой и яростно стегал себя кнутом по плечам. Шагавший позади старика худощавый мужчина был весь залит кровью; он сжимал в руке кривой нож и медленными движениями, словно наслаждаясь ими, разрезал кожу на своей груди и животе.

— Ты ведь галл? — Траян шагнул к старику. — Я вижу это по твоим грязным косам. Что за представление вы тут устраиваете? Зачем уродуете свои тела?

— Мы оказываем знаки внимания нашей богине, почтеннейший господин.

— Зачем же вы издеваетесь над собой? Что за глупость? — спросил римлянин. — Боги подарили вам тела, налив их силой для того, чтобы они служили полезным делам. Вы же просто уничтожаете их.

— Что за беда, господин? Разве мы хуже относимся к нашим телам, чем те, которые целыми днями пьют вино и пожирают жирные куски мяса? Мы ничуть не больше увечим себя, чем знатные люди за пиршественными столами. Разве что мы более честные, так как не обманываем себя приятными ощущениями…

— Ты говоришь ерунду!

— Я говорю то, что знаю, но я не навязываю тебе моих мыслей. Живи, как умеешь, благородный господин.

— Почему ты, рождённый галлом, поклоняешься не своим божествам, а какой-то сирийской богине? Объясни мне!

— Разве дело в имени, господин? Ты и многие другие называют её сирийской богиней. Люди любят давать имена всему, что их окружает, чтобы было легче пользоваться вещами. Когда нечто получает имя, оно становится как бы доступнее, понятнее, привычнее. Но у божества не может быть имени, ибо оно не предметно. Греки считают, что Атаргатис есть их Афродита, другие смешивают её с Деркетой. Вы, римляне, называете её сирийской богиней. Пусть так. Храм Атаргатис — самый большой в Сирии, я видел его и был поражён его размерами. В моей стране нет таких святилищ. Но это ничего не означает. Размер храма не сделает богиню более могущественной или более слабой. Не из-за этого я поклоняюсь ей. Да и не ей вовсе я служу. Раскрашенная деревянная фигурка, которую мы возим за собой, лишь символизирует силу, помещённую в женское тело. Это символ плодородия и бесконечного возрождения.

— Ты любопытно рассуждаешь, галл. Я бы с удовольствием взял тебя с собой, чтобы беседовать вечерами, так как путешествующий со мной раб глуп.

— Ты сам выбрал его себе в спутники, господин, — Галл покачал седыми космами. — А мне не для чего странствовать с тобой. Я уже не раз бывал в Британии.

— Откуда тебе известно, что я направляюсь в Британию? — вздрогнул Траян.

— Разве это тайна? Разве ты скрываешь от небожителей свои мысли?

— Быть может, владыкам Олимпа и ведомы мои мысли, но ты-то простой человек, — подозрительно сощурился Траян.

— Ты пришёл из великого города, римлянин, но ты более невежествен, чем многие рабы, хоть и считаешь себя образованным гражданином. Я поклоняюсь Богу, а ты — лишь статуям богов. Кому же из нас двоих будут открыты тайные замыслы, как ты думаешь?